Граф интуитивно почувствовал, как сидящая рядом девушка вжалась в сиденье, отворачиваясь от любопытных людских взглядов.
Она не хотела, чтобы на нее смотрели, по-видимому, желая поскорее остаться одна.
Должно быть, с ней действительно приключилось что-то ужасное, подумал юноша, и теперь она всячески скрывает свое изуродованное лицо.
Вот они, очередные козни лорда Фрезера!
Этот человек пошел на обман, вероломно подсунув ему свою дочь, которая оказалась к тому же и уродиной. Он ни словом не обмолвился об этом графу, как следовало бы поступить в данном случае джентльмену.
Осознав, что попал в хитроумно расставленную ловушку, юноша чуть не задохнулся от ярости. Хотя…
Даже если бы он знал обо всем заранее, разве смог бы он хоть что-то изменить?
Ответ был жесток и предельно ясен.
Ничего!
Рейнбернское поместье отчаянно нуждалось в деньгах, следовательно, его владельцу оставалось только принять их вместе с хитро навязанными условиями.
Занятый этими мрачными думами, граф не сразу заметил, что лошади остановились перед воротами замка.
Там уже столпились слуги в ожидании хозяина с молодой женой.
Немного помедлив, он вышел из коляски и приветственно помахал людям рукой.
Какая-то молоденькая горничная, видимо, из недавно прибывших, осыпала его нежными розовыми лепестками.
Толпа замерла, ожидая, что сейчас выйдет невеста, но та почему-то медлила.
Граф протянул руку, чтобы помочь ей сойти с высоких ступенек коляски. Но девушка вдруг покачнулась, и ему показалось, что она сейчас упадет.
Не дожидаясь этого, он ловко подхватил ее на руки. Маленькая головка безжизненно повисла у него на плече, и он понял, что девушка лишилась чувств.
Взволнованные жители растерянно молчали, не зная, что предпринять.
Граф легко взбежал по ступенькам с невестой на руках. Девушка была удивительно легкой, словно ребенок.
Уже в холле граф увидел, что рядом с ним находится верная миссис Шеферд.
— Милорд, — мягко произнесла она, — отнесите ее светлость наверх. Комната уже приготовлена. Я сейчас приведу здесь все в порядок и поднимусь к вам. А вам пусть поможет Эллен.
Эллен совсем недавно приступила к должности горничной, но девушкой оказалась умной и расторопной.
Граф отметил это вчера, наблюдая, с каким усердием она чистила ковры в большой зале.
Его всегда радовало, когда с первых же дней работы люди проявляли верх трудолюбия и ответственности.
Вот и сейчас девушка, не тратя времени на расспросы и вздохи, легко взбежала по крутым ступенькам на верхний этаж и отворила дверь, ведущую в комнату молодой графини.
Вопреки устоявшейся традиции, граф наотрез отказался уступить в распоряжение своей жены бывшие материнские покои.
Там, после ее смерти, все осталось нетронутым.
Для юноши это место было священным, и он не мог позволить войти туда человеку, которого никогда не видел и тем более не питал доверия.
Даже Бэзил Берн не осмелился нарушить царивший в комнате порядок.
Какие-то вещи он, разумеется, прибрал к рукам. Например, золотой набор старинных расчесок с выгравированными на них инициалами покойной. Дядя не сумел устоять перед этой фамильной драгоценностью, но в целом не решился вторгаться в строгую и изысканную атмосферу комнаты.
Миссис Шеферд долго убеждала своего воспитанника в том, что на протяжении поколений молодые графини входили в эти величественные покои, делая их своим присутствием светлее и уютнее.
Граф оставался непреклонным.
Он приказал навести в комнате порядок и запереть ее на ключ.
Сам он по приезде из Индии облюбовал себе не очень большую, но вполне соответствующую всем его требованиям спальню. Находилась она в том же хозяйском крыле и, как посчитал граф, прекрасно могла сгодиться и для дочери лорда Фрезера.
Эллен отворила дверь, и молодой человек с удивлением обнаружил, что комната приобрела совершенно другой, уютный и светлый вид. Украшенная букетами цветов, которые каким-то чудом удалось раздобыть миссис Шеферд, она засветилась неким подобием домашнего уюта.
Правда, цветы не соответствовали дню бракосочетания, так как не отличались торжественной белизной.
Однако это были цветы, и своим нежным ароматом они оживляли унылые стены, привнося легкий оттенок радости.
Граф нежно опустил хрупкую, словно первый цветок девушку, на резную кровать с шелковым балдахином персикового цвета.
Она все еще не пришла в себя.
Тогда с замиранием сердца юноша опустился на колени и, приготовившись к самому худшему, осторожно приподнял густую вуаль, скрывавшую незнакомые доселе черты.