— Жанвье, зайди на минутку!
Он дал ему инструкции насчет дежурства на улице Акаций.
Немного погодя комиссар прошел в застекленную дверь, через которую по галерее можно было прямо попасть из уголовной полиции во Дворец правосудия. Ему пришлось подняться на два этажа, прежде чем он отыскал кабинет следователя Анселена, находившийся почти на чердаке.
Это был старомодно обставленный кабинет, из тех, которые обычно предоставляли новичкам, и следователю приходилось складывать бумаги прямо на полу и весь день сидеть при электрическом свете.
При виде Мегрэ толстенький Анселен потер руки.
— Вы можете быть свободны, — сказал он своему секретарю. — Садитесь, дорогой комиссар. Я горю желанием узнать, как ваши дела.
Мегрэ вкратце рассказал ему о своей деятельности накануне, об отчетах, полученных утром.
— Вы надеетесь, что все эти разрозненные элементы в конце концов соединятся в единое целое?
— Каждое лицо, имеющее отношение к этому делу, боится. Каждый из них изолирован, без всяких средств связи.
— Понимаю! Понимаю! Очень ловко! Но зато — не очень правильно. Я не мог бы действовать таким образом, но я начинаю понимать вашу тактику. Что вы будете делать теперь?
— Сначала схожу на улицу Лафайет, где в какой-нибудь пивной или на тротуаре каждое утро возникает «рынок» бриллиантов. Я знаю несколько бриллиантщиков.
Мне часто приходилось бывать там. Потом отправлюсь на картонажную фабрику «Жело и сын», чтобы проверить — вы догадываетесь — что.
— В итоге, если я хорошо понял, дело представляется таким образом…
И следователь, лукаво поглядывая на Мегрэ, стал разбирать механизм дела, тем самым доказывая, что провел часть ночи, изучая имеющиеся данные.
— Я полагаю, вы считаете Пальмари главой этого предприятия. В своем ресторане на Монмартре он годами водил знакомство с жуликами разных возрастов, которые собирались там. Старое поколение постепенно рассеялось по всей Франции, но тем не менее контакты сохранились. Другими словами, Пальмари, позвонив куда следует, мог вызвать двух или трех людей, которые были ему нужны для того или иного дела. Согласны?
Мегрэ соглашался, забавляясь возбужденным состоянием представителя суда.
— Хотя он оказался далеким от мира из-за потери ноги, ничто не мешало ему руководить своей организацией благодаря посредничеству Алины Бош. Он сразу купил дом, где поселился с ней, и я теперь думаю, не было ли у него определенной цели, когда он поступил таким образом.
— Это позволяло, между прочим, отказать кому-нибудь из жильцов в том случае, если срочно требовалась свободная квартира, — вставил Мегрэ.
— Например, для Барийара. Ведь очень удобно, когда находишься под наблюдением полиции, иметь сообщника на той же лестничной площадке. Вы считаете Барийара способным перегранить драгоценные камни и пустить их в продажу?
— Пустить в продажу, да. Гранить — нет, потому что это одно из самых тонких ремесел на свете. Барийар был наводчиком, он указывал ювелирные витрины, которые стоили того, чтобы организовать налет. Учитывая его профессию, это ему было нетрудно. Сведения он давал Алине, которая, периодически ускользая от нашей слежки, бегала в отель «Бюсьер»…
— Вот почему и был куплен этот отель, который вдобавок представлял собой и хорошее помещение денег.
— Сообщники приезжали из провинции на день или два. Алина, а может быть Барийар, ждали их в определенном месте, чтобы затем завладеть драгоценностями.
Чаще всего исполнители налета спокойно уезжали, не зная даже, на кого они работали, чем и объясняется, что те немногие жулики, которых мы арестовали, ничего не могли нам сказать.
— В общем, вам кого-то не хватает? — заключил следователь.
— Это точно. Гранильщиков бриллиантов.
— Удачи вам, Мегрэ. Вы ведь позволили мне вас так называть? Зовите меня Анселен.
И комиссар ответил с улыбкой:
— Попробую. Зная мои отношения с судейскими, в частности с одним судебным следователем по фамилии Комельо, боюсь, что это мне не сразу удастся. А пока счастливо оставаться, господин следователь. Я буду держать вас в курсе дела.
Когда он позвонил на картонажную фабрику на авеню Гобелен, к телефону подошел Жело-сын.
— Нет, нет, месье Жело. Не волнуйтесь, ничего особенного. Просто проверка, которая никак не повлияет на репутацию вашего дома. Вы говорите, что Фернан Барийар отличный представитель вашей фирмы, и я вам охотно верю. Просто хотелось бы знать, какие ювелиры, например, в течение двух последних лет, делали ему заказы. Я полагаю, по вашей бухгалтерии легко составить такой список, за которым я зайду попозже, но до обеда. Не беспокойтесь, мы об этом никуда сообщать не будем.
В кабинете инспекторов он долго переводил взгляд с одного на другого и, как всегда, остановил свой выбор на Жанвье.
— У тебя ничего важного нет?
— Нет, шеф. Я заканчиваю отчет: совсем не срочный.
Все еще только бумажонки.
— Возьми свою шляпу, пойдешь со мной.
Мегрэ не умел водить машину, он не доверял себе из-за рассеянности, из-за неясных мечтаний, в которые легко погружался во время ведения следствия.
— Улица Лафайет, на углу улицы Каде, — сообщил он Жанвье.
В полиции существует принцип: когда расследуется важное дело, нужно всегда действовать вдвоем. Если бы накануне, в «Золотом бутоне», с ним не было Лапуэнта, он не смог бы проследить за месье Луи и, конечно, понадобилось бы несколько дней, прежде чем он заинтересовался бы Барийаром.
— Я только найду место для машины и присоединюсь к вам.
Как и Мегрэ, Жанвье знал об этом рынке драгоценных камней. А вот большинство парижан, даже те, что каждое утро проходили по улице Лафайет, и не подозревали, что у этих скромных с виду людей, одетых, как мелкие служащие, которые болтают, стоя группами на тротуаре или сидя вокруг столиков в пивной, карманы набиты редкими камнями, составляющими целое состояние.
Эти камни в маленьких мешочках переходят из рук в руки, причем такие передачи в данный момент не приносят никакого дохода.
В этом закрытом мирке, где все знают друг друга, царит доверие.
— Привет, Бернстайн!
Мегрэ пожал руку высокому худому человеку, который только что отошел от двух своих компаньонов, сунув в карман, как обычное письмо, пакет с бриллиантами.
— Привет, комиссар! Снова нападение на ювелирный магазин?
— С прошлой недели больше не было.
— Вы все еще не нашли вашего типа? Я уже раз двадцать говорил о нем с коллегами. Они знают всех гранильщиков на Парижской площади. Их немного, и я могу поручиться почти за каждого. Ни один из них не стал бы переделывать не только краденые, но даже и просто подозрительные. У этих людей есть нюх, поверьте. Вы не выпьете со мной кружку пива?
— Охотно, как только мой инспектор перейдет на эту сторону улицы.
— Глядите! Жанвье! Значит, вы приехали с подкреплением.
Они сели за столик; вокруг, стоя, спорили перекупщики. Порой один из них вытаскивал из кармана лупу часовщика, чтобы рассмотреть камни.
— До войны двумя главными центрами гранения были Антверпен и Амстердам, — говорил Бернстайн. — Любопытно, что большинство гранильщиков по причинам, которые я так и не смог узнать, были выходцами из Прибалтики. В Антверпене у них были удостоверения личности иностранцев, и когда наступали немцы, их отправили группой сначала в Руан, потом в Соединенные Штаты.
Когда война закончилась, американцы всячески пытались их задержать. Но им с трудом удалось уговорить десятую часть: этих людей мучила тоска по родине. Однако некоторых на обратном пути соблазнил Париж. Вы их найдете в районе Маре и районе Сент-Антуан. Каждого из них знают, каждый имеет нечто вроде родословной, потому что это ремесло передается от отца к сыну и имеет свои тайны.