Кубышка где-то скрывается, может быть, в руках нотариуса, а может быть, деньги вложены в магазины или недвижимое имущество. Или я сильно ошибаюсь, или речь идет о крупной сумме. Срочно, конечно, как всегда. Спасибо, старина. До завтра.
Такой же, как утром, звонок мадам Мегрэ:
— Я вряд ли приду ужинать и, возможно, вернусь очень поздно. Теперь? На авеню Ваграм в пивной…
И наконец уголовная полиция:
— Позовите мне, пожалуйста, Люка! Алло! Люка? Ты можешь прийти сейчас на улицу Акаций? Да… И устрой так, чтобы тебя кто-нибудь сменил в восемь вечера и остался на ночь… Кто там у тебя под рукой?.. Жанен…
Прекрасно… Предупреди его, что ночью ему спать не придется… Нет, не на улице… У него будет удобное кресло…
Молодой человек с раскрасневшимся лицом встал и последовал между рядами столов и стульев за женщиной, которая годилась ему в матери. Было ли это для него в первый раз?
— Официант, еще кружку!
Если бы старый префект увидел его в этот момент, не осудил ли он его за поведение, недостойное дивизионного комиссара?
А между тем именно так комиссар удачно завершал большинство своих следствий, поднимаясь по этажам, вдыхая спертый воздух в углах, болтая направо и налево, задавая вопросы, с виду пустые, проводя целые часы в бистро, иногда не очень респектабельных.
Маленький следователь понял это и завидовал Мегрэ.
Несколько минут спустя Мегрэ входил в комнатку консьержки. С консьержками то же, что и со служанками: либо они очень хорошие, либо никуда не годятся. Мегрэ встречал консьержек прелестных, чистеньких, веселых, комнаты которых могли служить образцом порядка.
Здешняя, лет пятидесяти пяти, принадлежала к другой категории: ворчливых, больных, вечно готовых жаловаться на весь мир и на свою несчастную судьбу.
— Это опять вы?
Она чистила горошек, перед ней на клеенке, которой был покрыт круглый стол, стояла чашка кофе.
— Что вам еще от меня надо? Я уже сказала — никто не поднимался, кроме рассыльного мясника, приносящего сюда мясо в течение нескольких лет.
— Полагаю, у вас есть список жильцов?
— А как же иначе я собирала бы квартирную плату?
Если бы еще все платили в срок! Когда я подумаю, что мне приходится подниматься по пять раз к людям, которые ни в чем себе не отказывают, чтобы собрать…
— Дайте мне, пожалуйста, этот список! — бесцеремонно перебил ее Мегрэ.
— Не знаю, имею ли я право это делать. Может быть, лучше спросить разрешения у владелицы дома?
— У нее есть телефон?
— Даже если бы и не было, мне недалеко пришлось бы идти.
— Она живет в этом доме?
— Послушайте, думаете, я поверю, что вы ее не знаете? Ну да ладно, схожу. Правда, сегодня совсем неподходящий день, чтобы ее беспокоить. У нее и так достаточно неприятностей.
— Вы хотите сказать?..
— А вы не знали? Ну что ж! Узнали бы об этом чуть позже… Когда полиция начинает где-нибудь шнырять…
Это мадемуазель Бош, да…
— Квитанции подписаны ее именем?
— А кем же они могут быть подписаны, если дом принадлежит ей?
Мегрэ без приглашения сел в плетеное кресло, откуда прогнал кота.
— Посмотрим этот список…
— Тем хуже для вас. Сами договаривайтесь с мадемуазель Бош, которая не всегда бывает любезной.
— Она скуповата?
— Она ни в грош не ставит людей, которые задерживают плату. Кроме того, у нее свои любимцы.
— Соседнюю с вами квартиру занимает некий Жан Шабо. Кто он?
— Молодой человек, ему не больше двадцати пяти.
Работает на телевидении. Почти всегда в отъезде, он специалист по спорту — авто— и велогонки.
— Женат?
— Нет.
— Он знаком с Алиной Бош?
— Не думаю. Квартирную плату у него получаю я.
— А кто живет в квартире направо?
— А вы что, не умеете читать? На двери табличка:
«Мадемуазель Жанни Эрель, педикюрша».
— Давно здесь живет?
— Пятнадцать лет. Она старше меня. У нее хорошая клиентура.
— Во втором этаже налево — Франсуа Виньон.
— А разве люди не имеют права носить фамилию Виньон?
— Кто он?
— Работает по страхованию, женат, двое детей, младшему всего несколько месяцев.
— В котором часу он выходит из дома?
— Около половины девятого.
— В квартире направо — Жюстен Лаваншер.
— Контролер метро. Он начинает работать в шесть утра и будит меня, проходя мимо в половине шестого.
Это ворчун с больной печенью. Его жена — вздорная бабенка, и лучше бы они следили за своей дочерью, которой исполнилось только шестнадцать, но которая уже…
Третий этаж налево — Мабель Тюплер, американка лет тридцати, живет одна, пишет статьи для газет и журналов своей страны.
— Мужчины заходят к ней?
— Нет. Она равнодушна к мужчинам. На том же этаже, справа, — пожилые супруги Мопуа, прежде имевшие обувное дело. У их служанки Иоланды комната в мансарде. Три или четыре раза в год Мопуа совершают поездки в Венецию, Неаполь, в Грецию или еще куда-нибудь.
— А что они делают каждый день?
— Месье Мопуа выходит около одиннадцати часов, чтобы выпить аперитив. Всегда тщательно одетый. После полудня, поспав немного, он сопровождает свою супругу на прогулку или в магазины. Если бы они не были такими скрягами, то вполне… Теперь четвертый этаж.
С одной стороны — некто Жан Детуш, преподаватель физкультуры в специальной школе у Порт-Майо. Уходит из дома в восемь часов утра, часто оставляя в своей постели подружку, с которой знаком только один вечер или неделю. Я никогда еще не видела столько женщин у одного мужчины. Как можно заниматься спортом, почти каждую ночь…
— Он знаком с Алиной Бош?
— Я никогда не видела их вместе.
— Давно Детуш здесь живет?
— Поселился в прошлом году.
— Вы никогда не видели, чтобы мадемуазель Бош останавливалась на его этаже, входила к нему или выходила от него?
— Нет.
— Пойдем дальше. Направо — Джино Массолетти, у которого концессия во Франции на одну из марок итальянских автомобилей. Женат на очень красивой женщине.
— Которой я ни на грош не стала бы верить, — добавила ворчливая консьержка. — Что до их служанки, которая спит в мансарде, как и служанка Лаваншеров, то она похотливая, как мартовская кошка, по крайней мере, три раза в неделю я должна ей открывать на рассвете. Пойдем дальше. На пятом этаже слева — Пальмари, вернее, покойный Пальмари и Алина. На той же площадке Барийар.
— Что делает этот Барийар?
— Он коммивояжер. Представитель фирмы, изготовляющей упаковку для роскошных предметов — бомбоньерки для шоколада, коробки для духов. На Новый год он дарит мне вместо чаевых флакон духов или засахаренные каштаны, которые ему ничего не стоят.
— Сколько ему лет? Женат?
— Сорок или сорок пять. Довольно красивая жена, белокурая бельгийка. Она целый день поет…
— У них есть прислуга?
— Нет. Она сама занимается хозяйством, ходит на рынок, в магазины, а днем всегда отправляется полакомиться в кондитерскую.
— Дружит с Алиной Бош?
— Я никогда не видела их вместе. Дальше. На шестом этаже — Тони Паскье, второй бармен в «Кларидже».
У него жена и двое детей. Одна прислуга, испанка, живет в мансарде, как и другие. В квартире направо — англичанин Джеймс Стюарт, холостяк. Выходит из дома только в пять часов вечера и возвращается на рассвете.
Без профессии. Часто бывает в Каннах, Монте-Карло, в Довиле, Биаррице, зимой — на швейцарских лыжных станциях.
— Никаких отношений с Алиной Бош?
— Вы хотите, чтобы весь дом был с ней в каких-то отношениях? И что вы подразумеваете под этими отношениями? Вы воображаете, что они вместе спят? Ни один из жильцов не знает даже, что дом принадлежит ей.
На всякий случай Мегрэ все-таки отметил крестом фамилию англичанина, не потому, что тот мог иметь отношение к расследуемому делу, нет. Просто следовало проверить, не состоит ли он на учете в уголовной полиции. Например, в отделе, занимающемся сутенерами.