И теперь по приказу неграмотного батрака, известного как Его Императорское Величество, храм и прилегающая к нему школа были объявлены государственной собственностью, статуи и изображения были отправлены в музей Константинополя, а священники и писцы были брошены в тюрьму. И когда последние из них умерли от голода и пренебрежения, вековое ремесло создания иероглифов стало утраченным искусством.
Очень жаль что всё это произошло.
Если Юстиниан (чума на его голову!) был бы немного менее тщательный и сохранил бы всего несколько старых экспертов по картинам в своего рода литературном Ноевом Ковчеге, он значительно облегчил бы задачу историка. Ибо, хотя (благодаря гению Шампольона) мы можем еще раз произнести странные египетские слова, нам по-прежнему чрезвычайно трудно понять внутренний смысл их послания потомкам.
И то же самое справедливо для всех других народов древнего мира.
Что имели в виду эти странно бородатые вавилоняне, которые оставили нам целые кирпичные заводы, полные религиозных трактатов, когда они благочестиво восклицали: “Кто же сможет понять совет Богов на Небесах?” Что они чувствовали по отношению к тем божественным духам, к которым они так постоянно взывали, чьи законы они пытались истолковать, чьи повеления они выгравировали на гранитных валах своего самого святого города? Почему они были одновременно самыми терпимыми из людей, поощряя своих священников изучать небеса и исследовать землю и море, и в то же время самыми жестокими из палачей, подвергая ужасным наказаниям тех из своих соседей, которые совершили какое-то нарушение божественного этикета, которое сегодня прошло бы незамеченным?
До недавнего времени мы этого не знали.
Мы отправляли экспедиции в Ниневию, мы рыли ямы в песке Синая и расшифровали километры клинописных табличек. И повсюду в Месопотамии и Египте мы делали все возможное, чтобы найти ключ, который должен отпереть входную дверь этого таинственного хранилища мудрости.
А потом, внезапно и почти случайно, мы обнаружили, что задняя дверь все время была широко открыта, и что мы могли входить в помещение по своему желанию.
Но эти удобные маленькие ворота находились не в окрестностях Аккада или Мемфиса.
Они стояли в самом сердце джунглей.
И они были почти скрыты деревянными столбами языческого храма.
* * * * * * * *
Наши предки в поисках легкой добычи соприкасались с тем, что они с удовольствием называли “дикими людьми” или “дикарями”.
Встреча не была приятной.
Бедные язычники, неправильно понявшие намерения белых людей приветствовали их залпом копий и стрел.
Посетители наносили ответный удар своими мушкетонами.
После этого было мало шансов на спокойный и беспристрастный обмен идеями. Дикаря неизменно изображали грязным, ленивым, хорошим-бездельником, который поклонялся крокодилам и мертвым деревьям и заслуживал всего, что ему причиталось.
Затем последовала реакция восемнадцатого века. Жан-Жак Руссо начал созерцать мир сквозь пелену сентиментальных слез. Его современники, сильно впечатлённые его идеями, вытащили свои носовые платки и присоединились к рыданиям.
Темноволосый язычник был одним из их самых любимых предметов. В их руках (хотя они никогда его не видели) он стал несчастной жертвой обстоятельств и истинным представителем всех тех разнообразных добродетелей, которых человеческая раса была лишена за три тысячи лет порочной системы цивилизации.
Сегодня, по крайней мере, в этой конкретной области исследований, мы знаем лучше.
Мы изучаем первобытного человека так же, как изучаем высших домашних животных, от которых он, как правило, не так уж далек.
В большинстве случаев мы полностью вознаграждены за наши хлопоты. Дикарь, если бы не милость Божья, – это мы сами в гораздо менее благоприятных условиях. Внимательно изучив его, мы начинаем понимать раннее общество долины реки Нила и полуострова Месопотамия, и, зная его досконально, мы получаем представление о многих из тех странных скрытых инстинктов, которые лежат глубоко под тонкой коркой нравов и обычаев, которые наш собственный вид млекопитающих приобрел за последние пять тысяч лет.
Эта встреча не всегда льстит нашей гордости. С другой стороны, осознание условий, из которых мы вырвались, вместе с пониманием многих вещей, которые на самом деле были достигнуты, может только придать нам новое мужество для предстоящей работы, и, если что-то случится, это сделает нас немного более терпимыми к тем из наших дальних родственников, которые не смогли сохранить прежний темп.
Это не справочник по антропологии.