Они вышли, дошли до автобусной остановки, сели и поехали. Катя смотрела в окно и ничего не узнавала. Ни улиц, ни домов. Чужой город. А вот Алла Сергеевна, кажется, все помнила.
– Нам выходить на следующей, – сказала она Кате.
Катя вышла вслед за матерью. Алла Сергеевна шла по дорожке уверенным шагом. Катя семенила следом.
Они дошли до какого-то дома, поднялись на третий этаж. Алла Сергеевна позвонила в дверь. Дверь открыла молодая женщина с ребенком на руках.
– Здравствуйте, – сказала Алла Сергеевна, – а Андрей Андреевич здесь живет?
– Нет таких, – удивилась женщина и затрясла, укачивая, ребенка. – Никогда не было.
– А вы давно здесь живете?
– Давно. А вам что надо?
– Ничего. Спасибо. До свидания.
Они спустились во двор. Алла Сергеевна повернула направо и пошла по дороге. Катя плелась следом. Она устала. Куда они идут? Можно было отложить все до завтра. А сегодня отдохнуть. И вдруг она узнала эту дорогу. Справа палисадник, здесь – остановка. По этой дороге они бежали с мамой. Ночью. К дяде Аслану.
Дошли до дома. Алла Сергеевна постучала в дверь. Открыла молодая женщина, ненамного старше Кати, с черной повязкой на голове.
– Ниночка? – спросила Алла Сергеевна. Молодая женщина кивнула и повела их в комнату.
Катя вспомнила – Нина. Так звали дочь дяди Аслана.
В квартире черными полотнищами были завешаны все зеркала. В комнате со свежевымытыми полами сидела на стуле пожилая женщина во всем черном. Рядом с ней стоял еще один стул. Круглая спинка, потресканное деревянное сиденье. Около стены – высокая железная кровать. Покрывало без единой морщинки, две подушки, сложенные одна на другую – высокой горкой. Верхняя подушка закрыта связанной крючком салфеткой. На буфете – фотография мужчины. Перед фотографией – стакан водки и кусочек черного хлеба сверху.
Алла Сергеевна молча прошла и села на свободный стул. Катя так и осталась стоять на пороге. Подошла Нина и сделала знак Кате – «пойдем».
Они вышли, а две женщины – две жены одного мужа – так и сидели рядом, одинаковым жестом сложив руки на коленях. Сидели и молчали.
– А ты Катя? – спросила молодая женщина.
– Да, – ответила Катя.
– А меня ты помнишь? Ты у нас жила.
– Помню.
– Я не хотела, чтобы ты уезжала. Ты смешная была маленькая.
– А я хотела, чтобы ты была моей старшей сестрой.
– Вы где живете?
– У моей подруги. Она отсюда, из Орджоникидзе. Мы в Москве вместе учимся.
– Хорошо. Надолго приехали?
– Не знаю.
– У мамы ноги болят. Раньше еще ничего было. А три дня назад – после похорон – почти совсем отнялись. Еле-еле ходит. Не знаю, что делать, – пожаловалась Нина.
– Может, пройдет? А у моей мамы руки болят. Артрит. И нога. Во время войны ее ранило.
– Да, я знаю, а мой отец ей ногу спас. Никто не верил, что она ходить будет, а он – верил.
– А я ничего про это не знала.
– А ты работаешь или учишься?
– Курсы машинисток-стенографисток заканчиваю. Работаю. Дома печатаю. А ты?
– А я медсестрой работаю. В нашей больнице. Где отец работал.
– Мы опоздали на похороны…
– Ничего. Главное, что приехали. А похороны хорошо устроили. Людей много было. Из других городов приехали. Памятник обещали поставить. Нам деньгами помогли. Папины друзья и пациенты. А жених у тебя есть?
– Нет. Что ты! А у тебя?
– Есть. Посватался, когда еще отец жив был. Успел. Собирались свадьбу играть. А сейчас нельзя. Ну ничего, подождем.
Из комнаты вышла Алла Сергеевна:
– Ниночка, спасибо, что позвонила. Пусть Катя с тобой побудет, а я на кладбище съезжу, ладно?
– Мам, давай я с тобой? – попросилась Катя.
– Не надо. Я одна хочу. Я вернусь за тобой.
Алла Сергеевна ушла, а Катя, как в детстве, осталась с Ниной. Помогла ей приготовить, посуду помыла.
– Мамочка, пойдем обедать. Давай потихоньку. У нас Катя, дочь Аллы Сергеевны. Помнишь Катю? – Нина осторожно вела мать по коридору на кухню.
Катя встала, когда на кухню, тяжело ступая, вошла пожилая женщина. Она села на стул. Нина налила в тарелку суп и поставила перед матерью:
– Мамочка, давай поешь.
Женщина взяла кусок хлеба и накрошила в суп кусочками. Ложкой подцепила размокший мякиш и с усилием поднесла ложку ко рту.
– Мама, еще ложечку, – уговаривала мать Нина. – Ты тоже ешь, – сказала Нина Кате.
Сама Нина встала и поставила на плиту большую турку. Насыпала кофе, налила воды. Стояла и смотрела, как поднимается пенка. Поставила на стол три чашечки. Разлила кофе. Катя отхлебнула. Кофе был крепкий, горький и горячий. Катя обожгла язык и поморщилась. Вдруг женщина кивнула головой в сторону Кати.