— Хозяин — барин, — хмыкнул он и пошел в спальню переодеваться.
Натянув шорты и синюю футболку, Вадим отправился на кухню, открыл холодильник.
— Я уснула, — виновато сказала я, стоя в дверях. — Не успела ничего приготовить. Подожди, сейчас что-нибудь соображу быстренько.
— Да? Даже так? — Вадим обернулся и посмотрел на меня с какой-то странной иронией. — Ну как хочешь.
Обойдя меня, он ушел в гостиную и закрыл дверь. Меня снова начало потряхивать.
Так, спокойно, спокойно… Сейчас сядем за стол и разберемся. Может, что-то на работе опять. Или мамочка позвонила, мозг выела. Или дети на даче что-нибудь натворили, и он не знает, как мне лучше рассказать.
Я заглянула в холодильник и вспомнила, что когда искала варенье, показалось, будто чего-то не хватает. Точно! Красной кастрюльки с котлетами. Я их обычно обжаривала, а потом тушила в чугунной кастрюле. Как раз позавчера сделала, и должно было оставаться еще штук пять-шесть.
Кастрюля нашлась в шкафу. Вымытая и задвинутая в уголок. Очень интересно…
В морозилке обнаружились покупные пельмени. Совсем красота! Надо ли говорить, что их я тоже не покупала, потому что вообще не покупаю готовые пельмени. Пока они варились, мне в голову пришла совершенно дикая мысль.
А что, если Вадим зачем-то решил свести меня с ума? Есть такая штука, называется «газлайтинг». Это в каком-то старом фильме было, там муж с женой подобную вещь проделал. Она говорила, что лампы мигают или что-то в этом роде, а муж утверждал, что ей все кажется, что она чокнутая. В конце концов она, вроде, действительно сошла с ума. А с лампами он что-то делал, чтобы мигали, как-то газ прикручивал.
Блин, ну что за бред?
Пельмени сварились, я раскидала их по тарелкам, достала сметану и пошла за Вадимом. Он лежал на диване и читал что-то в планшете.
— Пойдем есть, — сказала я.
— Офигеть, — пробормотал он, поднимаясь. — Меня пригласили к трапезе. Где-то медведь сдох. И что у нас там? Пицца — нельзя не отравиться?
— Пельмени, — буркнула я, начиная закипать. — Были котлеты, но кто-то их сожрал. Наверно, домовой завелся. Даже кастрюлю помыл и убрал.
— Значит, пельмени… — Вадим сел за стол, взял вилку, скептически посмотрел в тарелку. — Нашла мою заначку, молодец.
— Вадим, а что вообще происходит? Какого черта ты так со мной разговариваешь?
— Как — так? — он насадил на вилку пельмень, обмакнул в сметану, отправил в рот. — И что такого особенного происходит?
— Да вот мне тоже интересно.
— Лера… У тебя сегодня что — вечер шутки-самосмейки? Шам шучу, шам шмеюсь?
— В каком смысле?
Я сдерживалась из последних сил, готовая то ли разреветься, то ли разораться. Хотелось надеть ему тарелку с пельменями на голову.
— Бороду я сбрил три года назад, и тебе было глубоко пофигу. Котлеты ты последний раз готовила, еще когда Петька с Пашкой на дачу не уехали. В конце мая где-то. А ужинали мы с тобой вдвоем, без них… слушай, я не помню, когда это было в последний раз. И даже пытаться не буду вспомнить. Вот и спрашиваю: тебе захотелось повеселиться, или в голове что-то коротнуло?
9
Вадим бросил вилку, резко встал и вышел из кухни. Я услышала, как хлопнула дверь гостиной.
«Этого просто не может быть», — крутилось в голове, как заевшая пластинка.
Интересно, с чего вдруг мне в голову пришло такое сравнение? Когда я в последний раз видела пластинку — хоть заевшую, хоть какую? И почему вообще об этом думаю?
Я взяла вилку и начала с маниакальной жадностью поедать пельмени — один за другим, не чувствуя вкуса. Доела и вылизала с тарелки остатки сметаны. Покосилась на тарелку Вадима, но сдержалась. Вот только еще психического жора не хватало для полного счастья.
Остался всего один крошечный шажочек, чтобы поверить. Либо в то, что я спятила, либо в то, что произошло, о чем пишут в фантастических романах. На скамейке в парке — это было не воспоминание, не видение. Я действительно на две минуты оказалась в прошлом. Вернулась на двадцать лет назад. Не зря мне эта чертова скамейка сразу же показалась какой-то подозрительной. И не зря меня к ней потянуло, как магнитом. Присесть на секундочку. И если бы просто вернулась. Нет, мне зачем-то понадобилось это прошлое изменить.
Как там у Брэдбери было? Раздавил какой-то растяпа в прошлом бабочку, а в настоящем выбрали не того президента. И даже орфография изменилась.
Что же я наделала-то?
Но откуда мне было знать? Все было похоже на то, что я просто очень ярко вспомнила произошедшее когда-то на этом самом месте. И представила, что могло случиться, если бы все-таки решилась окликнуть Женьку. Может, это и правда был момент-развилка, один из тех ключевых, которые определяют дальнейшую жизнь?
Нет, это определенно бред какой-то! Не может быть! Все-таки сон. Длинный, запутанный, кошмарный сон. Когда знаешь, что спишь, но никак не можешь проснуться. Завтра утром я встану, и все будет по-прежнему.
Я уговаривала себя, пытаясь не смотреть на свои дрожащие руки. Встала, накрыла крышкой тарелку Вадима, убрала в холодильник. Протерла тряпкой стол — одну кафельную плитку за другой. Закинула посуду в посудомойку. Вышла в холл, постояла, глядя на закрытую дверь гостиной, из-под которой пробивалась полоска света.
Может, попробовать поговорить? Но что я ему скажу? Знаешь, я тут случайно изменила прошлое, и поэтому у нас все пошло через задницу? А он случайно не вызовет мне психперевозку?
Стоп, Лера, еще раз. Мы же решили, что это сон. Значит, надо позволить ему идти своим чередом. Расслабиться и плыть по течению.
Я взяла со столика в холле свой ноутбук и пошла с ним в спальню. Не мешало бы еще раз просмотреть все наши последние наработки по Ипатьеву. На всякий случай. Ложиться было еще рано, и я просто прилегла поверх покрывала, накрыв ноги пледом. Старенький ноут плохо держал заряд, обычно я включала его в розетку. Вот и сейчас нагнулась, воткнула вилку…
Твою ж мать!
Вместо моего старичка Самсунга на тумбочке сиял надкусанным яблоком новенький Мак. У меня! Да я была убежденной антияблочницей и Мак не взяла бы даже бесплатно. Равно как айфон, айпад и всякий прочий ай. Не говоря уже о том, что просто не знала, как с ним обращаться.
Через полчаса мучений и крепких словечек мне удалось наконец зайти в рабочие папки и открыть материалы Ипатьева.
Это были совсем другие тексты. Не те, которые я утверждала. Мне стало нехорошо. Лучше уж поскорее уснуть. Да, вот так. Уснуть во сне, чтобы поскорее проснуться.
Я встала, разобрала постель, пошла в ванную, почистила зубы, намазала лицо кремом. Часть баночек и пузырьков, стоявших на стиралке, оказались совершенно незнакомыми. И ночная рубашка на крючке — тоже.
Да плевать уже, валите все до кучи. Пусть все будет другое. Может, у меня в этом варианте и хвост вырос? Я на полном серьезе провела рукой по копчику — хвоста не было.
Забравшись под одеяло, я выключила свет. Интересно, Вадим спит в гостиной — или все так же, как и в настоящем нашем прошлом? Я вспомнила, как мы больше двух месяцев спали рядом, стараясь даже случайно не прикоснуться друг к другу. Благо, кровать большая и одеяло у каждого свое.
Как же это все произошло? Мы так и не помирились пять лет назад? Или что-то случилось еще раньше? Но почему тогда не развелись? Он сказал, что сбрил бороду три года назад и мне было пофигу. Значит, точно не меньше трех лет все продолжается. И ведь не спросишь же.
Я начала дремать, продолжая прокручивать в голове события дня, и, незаметно для себя заснула. И проснулась, когда сквозь занавески пробивался бледный свет белой ночи. Вадим вошел в спальню, лег и повернулся ко мне спиной.
Ну вот, я проснулась — и что? Можно было, конечно, включить светильник и посмотреть, что за тапки стоят у кровати. Но я протянула руку и провела по спине Вадима. В конце концов, если весь кошмар мне приснился, ничего плохого и не будет. А если нет… ну, тогда уже вряд ли можно испортить ситуацию еще больше.
Он повернулся ко мне — его лицо смутно белело в полумраке.