«Если бы рядом был Мишель! — думала она. — Все было бы по-другому!»
Перед сном, долго лежа в постели с открытыми глазами, она считала дни, прошедшие со дня ее отъезда из Парижа. У нее получалась неделя. Интересно, а сколько дней может идти письмо из Франции в Советский Союз?
4
Ехать в общежитие они собрались только к вечеру, так было больше шансов застать эту девицу на месте. Ольга была настроена решительно. Ей казалось, что она готова придушить воровку прямо на месте. Но когда они подошли к обветшалому зданию общежития, Ольге вдруг стало жаль всех его обитателей. «Неужели в такой развалюхе можно жить?», — с ужасом подумала она. Каменный пятиэтажный дом постройки начала века, вряд ли когда-нибудь знавший капитальный ремонт, выглядел старой, ненужной уже никому вещью, которой пользовались долгие годы, а потом выбросили на помойку. Краска на стенах почти не сохранилась, невозможно было определить первоначальный цвет здания. По всему фасаду ветвились многочисленные глубокие трещины, а один из просторных балконов на втором этаже попросту отсутствовал. У входа дежурила полусонная вахтерша, которая не обратила на них никакого внимания.
— Ты не знаешь даже, на каком этаже ее комната? — возмутилась Ольга.
— Кажется, на первом. Она что-то рассказывала про маньяка-эксгибициониста, который шляется прямо у них под окнами, — ответил Аркаша.
Им предстояло обследовать два коридора — тот, что вел направо, и тот, что вел налево. Они решили начать с правого. Прошли весь коридор и не встретили ни одной живой души. Наконец-то, в самом конце, проходя мимо общей умывальной комнаты, они услышали плеск воды и звонкие девичьи голоса. Ольга никогда не слышала, чтобы женщины так смачно и со вкусом матерились. Они с Аркадием немного подождали, и вскоре из умывальной комнаты вышли две девицы в коротких ситцевых халатиках и с вафельными полотенцами через плечо.
— Извините, девушки, — с легким налетом похабности в голосе обратился к ним Аркаша. — Вы нам не подскажете, в какой комнате живет Любаня?
Девицы обернулись и уже хотели кокетливо захихикать, как вдруг заметили рядом с Аркадием Ольгу. Лица их сразу же поменяли выражение.
— А к Любане сейчас пришли, — слегка разочарованно сказала одна из них, — она вам все равно не откроет…
— А мы подождем, — сказал Аркадий. — Вы нам только скажите, в какой она комнате.
— В двадцать девятой, — нехотя сообщила другая, и обе зашагали по коридору.
— Пойдем в курилку? — предложил Аркадий, но Ольга протестующе покачала головой.
— Что-то мне не очень хочется здесь торчать. Давай лучше сразу. Я лично не вижу причин церемониться с человеком, который меня обокрал. Она-то не церемонилась ни с тобой, ни со мной. Она же знала, что ты из-за нее влипнешь — знала. И все-таки стащила колье…
Аркаша вздохнул и печально поморщил нос.
— Ну ладно, пошли.
Решили, что заходить в комнату будет один Аркадий. А Ольга на всякий случай встанет возле двери в коридоре. При необходимости она сориентируется.
Аркадий громко и требовательно постучал. Из комнаты не доносилось ни звука.
— Любаня, открой! — сурово произнес Аркаша. — Это я, Аркан. Не откроешь — дверь сломаю. Я знаю, что ты дома, — он снова заколотил по двери.
В комнате послышались возня и свистящий шепот. Затем щелкнул замок, и дверь распахнулась. На пороге комнаты стоял невысокий, плотный мужчина лет тридцати пяти. Красное лицо его было испещрено какими-то буграми и рябинками, как будто он переболел оспой.
— Какие-то проблемы? — мрачно осведомился он у Аркадия.
Ольга сразу заметила, как Аркаша весь сжался и опустил глаза в пол.
— Мы ехали сюда через весь город, — отозвалась она, решив выручить Аркадия. — И нам очень нужно поговорить с Любой.
— Вообще-то, я не тебя спрашивал, — сказал рябой, умудряясь даже при своем маленьком росте смотреть на Ольгу свысока.
Аркадий поднял голову, поняв, что ему не отвертеться.
— Ладно, пойдем, что ли, выйдем… — предложил он рябому, и тот, как был в майке, последовал за ним к выходу. Уходя, Аркаша кивнул Ольге на дверь, — мол, попробуй выяснить все сама.
Из комнаты уже вышла в халатике на голое тело невозмутимая Любаня. Это была девушка лет восемнадцати, пухленькая, с вытравленными под блондинку волосами и совершенно пунцовыми, то ли от помады, то ли от поцелуев, кукольными губами. Вроде бы в лице ее не было ничего некрасивого, и все же присутствовала какая-то странная, неуловимая ущербность. Или в линии остренького носа, или во взгляде синих, щедро накрашенных глаз. Весь ее вид выражал непреклонное: «Ну, и что еще ты мне скажешь?»