— Я тоже много играл, — признался Травка. — Слышали про игру «Шарики»?
— Нет.
— В поделенном на клеточки поле есть несколько шариков разного цвета. Задача заключается в том, чтобы расположить их в ряд — горизонтально, вертикально, по диагонали. По пять шариков одного цвета в ряду Если это удается, ряд исчезает, и на поле становится больше места. Проблема в том, что при каждом ходе появляются три новых шарика. Поэтому приходится думать о том, чтобы выстраивать одновременно несколько рядов, поскольку чем больше шариков, тем меньше свободы для маневра. Секунда невнимания — и ты заблокирован на поле, где уже нет свободного места. Все, ты проиграл…
— Сценарий не слишком сложный, — заметила Милена.
— Да. У игры нет конца, нет никаких драматических поворотов, — продолжал Травка, — однако затягивает она, как пылесос. Единственное, что ты делаешь, это выстраиваешь один ряд за другим и гадаешь, где выскочат новые шарики. Если повезет, несмотря на глупый ход или секундную невнимательность, удается выстроить ряд. А если не везет, шарик другого цвета заблокирует почти законченный ряд. Оттого что приходится все время пялиться на экран, глаза чуть не лопаются, но все равно не можешь оторваться, продолжаешь выставлять шарик за шариком.
— Бессмысленная игра, — вынесла приговор Виктория, — хотя, если задуматься, напоминает реальную жизнь. Постоянное выстраивание рядов и предположения, где возникнут новые шарики-проблемы.
— Вот-вот, — обрадовался Травка. — Потому я и решил поставить на реальность.
В кухне что-то зашумело, дверь распахнулась, и вышла Мария. Если бы не круги под заплывшими глазами, могло бы показаться, что выглядит она нормально, хотя, конечно, назвать ее эталоном здоровья и счастья было бы трудно. В дрожащей руке она держала кисть.
— Я решила многое изменить в своей жизни, — объявила она. Потом подошла к стене и несколькими движениями закрасила обе кляксы индиго. — Раз и навсегда я вычеркнула гуру из своей жизни, — твердо произнесла она, и у всех нас с плеч свалились огромные свинцовые глыбы.
7.02. Мария постепенно приходит в норму. Она почти уже не плачет, а главное, прошла эта болезненная прожорливость. Она даже застелила кровать и выбросила все мелочи из «ИКЕА». А когда она надела свой фиолетовый свитер художественной вязки и огромный кулон с символом солнца, мы решили, что можем на минутку выскочить из дома. Ничего плохого она с собой уже не сделает. Милена побежала на экзамен (первый в эту сессию), Виктория — в продовольственный и кондитерскую, а я двинулась на поиски телефонной будки.
— Должна же я наконец позвонить родителям и сообщить им свой адрес, — сказала я Марии.
А может, сообщать адрес и не понадобится, потому что я вернусь домой. И буду с радостью принята, совсем как блудный сын, то есть блудная дочь.
— Папа? — произнесла я и умолкла.
— Слушаю, — ответил он голосом, сухим, как пески Сахары.
Я хотела сказать, что сожалею о своем бегстве и что с радостью вернусь домой, в свою комнату, к родным привычным вещам. Хотела, но нельзя же начинать прямо с этого. Поэтому я сказала:
— Я живу у подруг в Кракове, сейчас скажу тебе адрес и телефон.
— Не нужно, — отрезал папа. — Раз ты выбрала такую жизнь, порвала с нами, мы порываем с тобой.
— Ага, — только и сказала я.
— Ты разочаровала нас, Вислава, сменив специализацию, — продолжал папа, — а своим уходом разочаровала вдвойне. Но ты уже взрослая и должна расплачиваться за свои решения. Раз ты предпочла притон и сомнительную компанию, мы ничего уже сделать не в силах.
И он положил трубку, прежде чем я успела сказать, что вовсе я ничего такого не предпочитаю.
— У тебя вид, как будто кто-то засунул тебе в сапоги десятикилограммовые гири, — заметила Виктория. — Звонила домой?
— Да, — буркнула я. Развивать эту тему у меня не было сил.
— Вот потому-то я так редко звоню маме, — объяснила Виктория. — Вечное разочарование. А с прошлого года мы с мамой разговариваем только о погоде и ценах на овощи.
— А что произошло? — спросила я скорей из вежливости, чем из любопытства.
— Ты правда хочешь знать?
— Я хочу, — проявила интерес Милена.
— Ты уже слышала.
— Хочу послушать еще раз, потому что вижу, что Вишня сидит как пришибленная и сама не знает, чего ей на самом деле хочется.
— Это длинная история. Время у вас есть?
Мы обе кивнули.
— Ну тогда включаю запись.
ПОЧЕМУ ВИКА НЕ ЛЮБИТ ОТКРОВЕННИЧАТЬ С МАМОЙ
Виктория поступила на ресоциализацию в Познани. После двух месяцев беззаботной студенческой жизни ее вызвали в администрацию студенческого общежития номер пять.
— Придется тебе немедленно освободить комнату, — услышала она. — Наш компьютер составил список диких проживающих.
— Ну и? — поинтересовалась Вика.
— Ну и ты в этом списке. Придется выселяться, — сказала заведующая, крашенная в рыжий цвет студентка со спецпедагогики, обучающаяся оной спецпедагогике уже восьмой год. — Надеюсь, все ясно?
— Ясно, но несправедливо.
— А тебе кто-нибудь обещал справедливость? — непонятно почему радостно засмеялась заведующая.
— И что же мне теперь делать?
— Можешь подать заявление о предоставлении тебе места в общежитии. Но поскольку тебе уже однажды предоставили, как ты утверждаешь…
— Конечно предоставили, в вашем общежитии, — разнервничалась Виктория.
— Тогда второй раз ты не получишь, — припечатала ее сидящая за компьютером девица, играя бордовым локоном.
— Можешь написать обжалование, — посоветовал студент социологии с десятилетним студенческим стажем, подрабатывающий в общежитии бухгалтером, — но шансы у тебя невелики. Получают общежитие обычно те, кто уже раньше жил в нем.
— Так ведь я и жила, — объяснила впавшая в отчаяние Виктория. — До сегодняшнего дня.
— На это ты лучше не упирай, — посоветовала заведующая. — Ты жила нелегально. Тебя могут за это привлечь.
— Пусть сперва привлекут ваш идиотский компьютер! — рявкнула Вика, и ее немедленно попросили покинуть кабинет.
Начались тяжелые поиски угла. Но в середине семестра трудно найти что-нибудь подходящее. К началу января Виктория исчерпала все варианты ночлега хотя бы на одну ночь и вернулась домой. Дверь она открыла своим ключом. Поздоровалась с мамой, вперившейся в экран телевизора, и сообщила, что временно прекратила учебу, потому что у нее нет средств снимать жилье.
— Ты дашь мне хоть раз посмотреть «Каплю любви»? — закричала мама.
— Извини, — пробормотала Виктория, вешая в коридоре пальто.
— Ну вот, теперь я не знаю, сказал ли Петр Альдоне, что у их сына серьезные проблемы. Такая важная сцена! — огорчилась мама Виктории.
— Будет повтор завтра утром, так что ты сможешь узнать.
— Повтор! Повтор! — разозлилась мама. — А может, я не хочу ждать до завтра!
— Ну спроси у Френдзловой, пусть расскажет, — предложила еще одно решение проблемы Виктория.
— С Френдзловой я не разговариваю, — буркнула мама. — И с Банасиковой тоже.
— Ну тогда я не знаю. — Виктория беспомощно развела руками.
— Тихо, тихо, — попросила ее мама. — Вот, кажется, сейчас он скажет. Только не отвлекай меня.
Виктория на цыпочках вышла на кухню и терпеливо дождалась там окончания серии.
— Все-таки сказал, — сообщила мама, довольная тем, что присутствовала при разговоре Альдоны и Петра. — Теперь-то они вместе справятся с проблемами сына.
— Это хорошо, — порадовалась Виктория. — Ну а кроме этого?
— Петр очень изменился, причем в лучшую сторону. Вот уже три серии он думает только о том, как помочь сыну.
— Прекрасный отец, — признала Вика.
— Да уж не такой, как у тебя. Пьяница и трутень. Все теперь на моих плечах. Заботы, неприятности. Тоже, небось, приехала с дурными вестями.
— Да, не с самыми лучшими, — вздохнула Виктория. — Я вернулась, потому что не могу снимать комнату.