— Как это не можешь? У тебя что, нет денег?
— Нет, — призналась Виктория. — Социалки хватает только на обед, а на завтрак, ужин и на трамвай я зарабатываю уроками.
— А ты не можешь найти больше уроков?
— Я заклеила объявлениями весь город. Откликнулись только трое.
— А какая-нибудь другая работа? В магазине, уборщицей где-нибудь…
— Мама, я на первом курсе дневного. Мне надо иногда готовить задания. Я уж не говорю про коллоквиумы и тесты.
— Ну почему мне так не везет? — Мама Виктории утерла лазоревые веки кухонной тряпкой. — Почему у меня так получается? У других дети быстро вырастают и дают жить родителям. Твой отец не пришлет даже открытки на праздники, устроился в этом своем поезде, и на все ему начхать. А я должна мучиться и вдобавок выслушивать твои жалобы. Как будто у меня нет своих проблем. А у меня их выше головы. Цены на уголь полезли вверх. Френдзлова снова залила нам балкон. И еще этот дождь льет без перерыва.
ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРЕ ДНЯ
Я вернулась с очередного экзамена и едва доковыляла до постели.
— Тут страшно холодно, — прошептала я охрипшим голосом, трясясь, точно желе в несущемся дилижансе.
— Но мы печки поставили на максимум, — удивилась Виктория. — Посмотри, почти шестнадцать градусов. Только возле окна десять.
— Возможно, это запоздалая реакция на конфликт с папой, — предположила я, надевая теплую куртку и шапку-ушанку.
— Или ты подхватила где-то грипп. Возьми градусник.
— Меня тоже как-то странно ломает, — сообщила Миленка, — и к тому же мне совсем не жарко, а ведь я только что из-под турболамп.
— Измеришь температуру после Вишни, — распорядилась Вика, ставя на огонь наш довоенный алюминиевый чайник. — Ну, показывай термометр, — протянула она руку. — Все ясно, сорок и две десятых. Где у нас лекарства? А ты ложись на кровать Марии, не будешь же ты валяться на холодном матраце у окна. Тебе нужно пропотеть, а кровать Марии как раз у печки. Я сделаю чай.
— Сделай и мне, — попросила Милена. — На полке у окна стоит банка малинового конфитюра. Я вчера совершила эту актуальную покупку. Думаю, несколько слов признательности были бы в самый раз.
— Миленка, ты божественна, но сейчас сосредоточься на термометре. И не размахивай так руками, а то он вылетит у тебя из-под мышки.
— А Мария где ляжет? — спросила я, когда Виктория укрыла меня одеялом до самых бровей.
— Перекинем ее к Травке. Может, наконец между ними что-то заискрится. Покажи градусник, русалка. Неплохо. Выше тридцати девяти, и тебя не знобило?
— Сейчас чуточку чувствую, но я же говорю: я была в солярии.
— Ладно, влезай в тренировочный костюм и сразу же под одеяло. Я сейчас подам вам чай и пойду купить еды.
Виктория ушла, и мы, трясясь от холода, остались одни, каждая под своим одеялом. Примерно через час пришла Мария.
— Едва добрела, — простонала она. — Температура у меня, наверно, зашкаливает за сто градусов. Если я не лягу, то сейчас же свалюсь. Господи, кто это на моей кровати?
— Ухожу… — Я так резко села, что голова у меня пошла кругом.
— Иди ко мне, — сказала Милена, приглашающе приподняв одеяло. — Поместимся втроем.
Я вылезла из-под шерстяного пледа и поплелась к столу. Никогда еще восемь шагов не требовали от меня стольких усилий. Я словно шла по Юпитеру.
— Ну и слабость, — прошептала я. — Видно, какой-то жуткий мутант гриппа.
— А меня бьет страшный озноб, — пожаловалась Мария.
— Так залезай к нам. Будет теплей.
— Нет, не люблю коммуны. Уж лучше озноб. А где Виктория?
— Здесь! — заглянула Вика в комнату. — Я накупила соков, потому что вам нужно будет побольше пить. И скажу вам, что меня тоже, похоже, забирает.
— Боже, а кто же будет заботиться о нас? — простонала Мария.
— Я постучала к ребятам. Они сказали, что готовы покупать продукты, готовить еду и растирать спинки. А еще они могут переодевать нам пижамы и натирать грудь разогревающей мазью.
— Если так, то я возвращаюсь к тетке, — пригрозила Мария. — Я не позволю себя щупать парню, который тратит жизнь на борьбу с виртуальными кобылами.
— Ирек отнюдь не претендует, — сообщил Травка, который в этот момент зашел к нам, чтобы в полной мере оценить ситуацию. — Он предпочитает Лару Крофт, а кроме того, он уехал на каникулы к отцу. Это я предложил натирать, но только желающим, причем пылко желающим.
— Ну, если говорить о пылкости, то это относится ко всем, — обнадежила его Миленка. — Температура почти сорок.
— У меня пока тридцать восемь и пять. — Виктория присела рядом и принялась натягивать стеганые штаны.
— Тогда, может, и я измерю, — прошелестела Мария.
Травка вскочил и подал ей термометр.
— Травка, не хватает только, чтобы ты тоже разболелся, — сказала Милена.
— Это невозможно. Я так окурен травой, что бактерии делают большущий крюк, обходя меня.
ЗА ДВА ДНЯ ДО ВАЛЕНТИНОК
Бактерии, может, и делают, но не вирусы, особенно вирус гриппа. Он навалился на Травку сегодня утром, и юноша пал у наших ног. Теперь мы болеем впятером, поочередно кашляя и стеная от боли в горле.
— Нет ничего хуже такого насморка, когда невозможно прочистить нос, — прохрипела Мария после сотой попытки выжать хоть что-то в бумажный носовой платок.
— Есть, — возразила Миленка. — Насморк, который выходит даже через уши.
— Счастье еще, что, прежде чем свалиться, я успел звякнуть кузену, который работает врачом в «скорой помощи», — сообщил нам Травка. — Он пообещал заглянуть вечером и проверить, не симулируем ли мы.
— Надеюсь, он принесет что-нибудь жаропонижающее, — просипела Виктория. — У меня такая высокая температура, что скоро на градуснике не останется делений.
— И что-нибудь от кашля, — добавила Мария. — Чувствую, он скоро выдерет у меня левое легкое вместе с сердцем.
— Кто тут произнес слово «легкое»? — прозвучал хмурый голос в коридоре, и в комнату энергичным шагом вступил худощавый блондин в армейской куртке, стриженный под авианосец.
— А вот и обещанная помощь в лице моего кузена Болека вместе с аптечкой, пачкой рецептов и печатью, — представил Травка.
— Приветствую всех жертв гриппа, а также возможных симулянтов. Кто первый на осмотр? Предупреждаю: стетоскоп у меня холодный.
Я вызвалась первой, решив, что чем быстрей с этим покончу, тем лучше.
— Сядь здесь и глубоко дыши, — велел Болек, приставив ледяной стетоскоп к моей левой лопатке. — Остальных прошу сохранять абсолютную тишину.
— Не знаю, смогу ли я. Меня так душит кашель, — пожаловалась Мария, однако несколько последующих минут мужественно боролась с ним.
— Отлично. Грипп с воспалением бронхов, — объявил Болек. — Кто следующий?
Вызвалась Миленка, потом Мария, потом Виктория и самым последним Травка.
— Ваше счастье, — улыбнулся Болек левым уголком губ. — Симулянтов среди вас я не обнаружил. Ну, теперь прошу обнажить жаркие попки. Надо вам слегка сбить температуру с помощью безотказного и исключительно дешевого пиралгина.
— Безотказного, но болезненного, — испугался Травка. — Ты же сам говорил, что некоторые пациенты при уколе одеяло прокусывают.
— Да, поэтому чувствительным особам я предлагаю внутривенно.
— Я, наверно, сразу лишусь чувств, — объявила Мария.
— Без паники. Это совсем не больно. В вену вставляется тоненькая игла, и постепенно вводится лекарство. Синяк минимальный.
— Сейчас я точно лишусь чувств, — шепнула Мария и в подтверждение своих слов стала белая как крахмал.
— Для сверхчувствительных я приготовил свечки, — утешил ее Болек. — Надо глубоко вставить две свечки. Потом минут пятнадцать борьбы с желанием помчаться в уборную — и дело сделано.
— Нет, я предпочитаю укол, — решил Травка. — Я гетеросексуальный, и свечки такого размера вызывают у меня скверные ассоциации.
— А от насморка у тебя что-нибудь есть? — спросила Мария. — У меня такое ощущение, будто нос вот-вот лопнет.
— Есть. — Болек принялся копаться в сумке. — Но капать можешь не больше трех дней, иначе возможно кровотечение.