— Нет, наверно, лучше терпеть насморк, хотя чувствую я себя кошмарно, — простонала Мария. — Как будто сейчас умру.
— Ну, если и умрешь, то хотя бы рядом будут люди, — заметил Болек, извлекая из аптечки противовоспалительные средства, — а не так, как одна старушка из Новой Гуты. Вызвали меня вчера. Из жилищного кооператива, потому что бабушка уже год не платила за квартиру. К ней пошли, но никто не открыл, почтовый ящик набит рекламой, а сквозь замочную скважину пробивается какой-то странный запах. Ну, они и позвонили в «скорую».
— А почему не в полицию? — спросила я.
— Да так, — пожал плечами Болек. — Элементарный рефлекс. Болит палец на ноге? Звонишь в «скорую». Часы остановились? Звонишь в «скорую». Захлопнул дверь в квартиру? То же самое. Ну, значит, вызвали меня в Новую Гуту около восьми вечера. Мы с Яреком, санитаром, звоним. Тишина. Ну, вышиб я дверь, а там тьма египетская.
— Наверно, старушке отключили электричество и все прочес, — догадался Травка.
— Да. Ярек посветил зажигалкой, и мы заглянули внутрь. А там, представляете, на полу метровый слой старых тряпок. Спрессованных, как бетон.
— И что ты сделал? — поинтересовалась Миленка.
— Подтянулся и забрался внутрь. У самого окна стояло кресло, а в кресле сидела хозяйка этого логова. А в животе у нее — мышиное гнездо.
— На этот раз перебор, — простонала в очередной раз Мария и опрометью бросилась в уборную.
— Что это ваша подруга такая впечатлительная? — удивился Болек и вернулся к рассказу: — Я выписал свидетельство о смерти, Ярек прочел несколько молитв, и мы вернулись на станцию.
— А я думал, только нас ждет одинокая смерть, — пробормотал Травка.
— Почему именно вас? — удивился Болек. — Вы что, избранные?
— Не знаю, избранные ли мы, но такое множество специалистов называет нас поколением проигравших эгоистов и одиночек, что просто нет иного выхода, как поверить в это, — объяснила Милена.
— Каждое поколение является проигравшим, — мрачным голосом констатировал Болек. — И ваше, и мое, и той старушки, что целый год ждала в кресле. И в каждом есть одинокие люди.
— Но когда-то это так не ощущалось, — заметила Виктория. — Прабабушка говорила мне, что она жила в маленьком домике вместе с родителями, дедом и бабушкой, а также пятью братьями и сестрами. А потом еще с мужем и тремя собственными детьми.
— У нее не было времени думать об одиночестве, — сказал Болек. — Ей нужно было готовить еду, подметать пол, кормить скотину. Если она о чем и думала, то только о том, как бы хорошенько выспаться. Кроме того, для подобных размышлений необходимы тишина и покой. Но это вовсе не значит, что твоя прабабушка не была одинока.
— Но если она этого не знала…
— Ну да, незнание — это самый дешевый из психотропных препаратов, — улыбнулся Болек. — Поэтому в следующей жизни я хочу быть беззаботным, улыбающимся зайчиком. Лучше всего пасхальным.
ВАЛЕНТИНКИ
Продолжаем болеть дальше всем дружным коллективом. По вечерам нас навещает Болек и вкалывает пиралгин. Мария, как особо чувствительная, получает свечи.
— Что ты сегодня такой хмурый? — спросил Травка. Как будто обычно Болек являет собой вулкан оптимизма и надежды.
— Проблемы на работе, — буркнул Болек, делая мне укол. — Я начинаю серьезно думать о смене профессии. Только кем я могу стать при такой узкой специализации? Уборщиком? Стриптизером? Портным-надомником?
— С твоим голосом ты можешь читать тексты за кадром в фильмах о природе, — предложила Виктория. — Лучше всего об исчезающих видах.
— А что, собственно, с тобой произошло? — спохватился Травка.
— Это длинная история. Боюсь наскучить вам, привыкшим, как вся молодежь, к короткой информации в форме рекламы или клипов.
— Еще один эксперт по нашему поколению, — саркастически заметила Мария.
— Прошу прощения, ляпнул не подумав. Я ведь и сам не люблю обобщений.
— Знаю, знаю, — улыбнулся Травка. — Ты же всегда повторял мне, что любое обобщение обидно для выдающихся личностей.
— Поскольку таких здесь нет, — скромно сказала Милена, — мы себя особенно обиженными не чувствуем.
— Может, расскажешь? — предложила Виктория. — И тебе станет легче, и мы узнаем, как выглядит настоящая жизнь.
— Ладно. — Болек поудобнее устроился в единственном кресле. — Постараюсь рассказать как можно короче, но не обещаю, что это будет похоже на рекламу чипсов.
— Болек! — единодушно возмутились мы.
— Вызывают меня вчера ночью к пациенту. Его сын вопил по телефону, что случай безотлагательный и чтоб мы немедленно оторвали свои задницы от стульев, а иначе он разберется с нами. Мы сразу же выехали. Через семь минут были на месте. Но наверно, больше минуты стояли разинув рты и удивлялись буйному воображению автора проекта дома, в который нас вызвали. Там поистине было все — ренессансные крытые галереи, колонны, витражи, греческие скульптуры и гипсовые серны. А также стрельчатые башни с крышами из меди. Короче, поглядеть было на что. Наконец Ярек пришел в себя и позвонил. Нам открыла женщина, одетая, как служанка из телесериала, и велела подождать, пока она загонит ротвейлеров в будки. Она загнала их, и мы по дорожке, посыпанной розовым гравием, подошли к двери и вступили в мраморный холл. Ждем минуту, три, пять. Наконец сын пациента соблаговолил выйти из кабинета. Но только для того, чтобы известить нас, что нам придется дожидаться, когда он закончит деловой разговор.
— И ты ничего? — удивился Травка.
— Нет, я сразу выложил ему все, что думаю. Сначала он кричит, чтобы мы мчались сломя голову, а теперь затевает какие-то игры. В ответ же я услышал, что правила диктует он. Потому что, во-первых, он у себя, а во-вторых, является президентом заграничного концерна.
— А также законченным хамом и кретином, — добавила возмущенная до глубины души Милена.
— В результате мы в холле продолжали ждать, слушая успокоительное журчание фонтана. Признаюсь, меня это несколько расслабило. Надо будет устроить что-нибудь похожее у нас на станции… хотя ребята пугают, что если постоянно слушать это журчание, то все время будешь бегать в сортир. И к тому же размера это должно быть очень маленького, чтобы поместилось на столе в дежурке. — Болек извлек из кармана синего докторского халата небольшой листок и принялся что-то рисовать шариковой ручкой — подарком одной из фармацевтических фирм. — Может, сделать из баночек из-под сливок…
— Болек… — укоризненно произнес Травка.
— Ах да… Значит, сидим мы, слушаем журчание. Наконец президент закончил разговор и проводил нас в комнаты. К сожалению, было уже поздно. Старичок умер на унитазе с газетой в руке.
— Кошмар, — сдавленным голосом шепнула Мария.
— Но довольно частый. Многие так заканчивают.
— И что ты сделал? — спросила Виктория.
— Как обычно в такой ситуации. Выписал свидетельство о смерти. Ярек достал из сумки свечку, отчего президент совершенно взъярился. Он попер на меня: мол, мы убили его папашу, ну и все такое. А сегодня он позвонил на станцию и заявил, что я украл у него из ванной пенку для бритья. Дежурная высмеяла его, но сами понимаете, — Болек вздохнул, — остался страшно неприятный осадок.
— Дурак какой-то, — изрекла Виктория. — Живет в замке с башенками, а заводится из-за пенки.
— Которой я не брал, потому что пользуюсь гелем, — добавил Болек, играя стетоскопом. — Я пытаюсь себе объяснить, что его толкнуло на это. Он чувствовал себя виновным в смерти отца, так как заставил нас долго ждать. И, обвинив меня в краже, он хотел показать, что я тоже не безгрешен. И что человек, укравший пенку, уж точно оказался бы несостоятельным в роли врача и реаниматора. Но настроение от этого почему-то не улучшается. Тем более что сегодня отошел в мир иной мой любимый пациент Трускава.
— Тот самый Трускава, которого ты называл бедствием Подгужа? — недоверчиво осведомился Травка.
— Возможно, и называл, — сказал Болек, — но он был небезынтересный человек. И вызывал симпатию.
— Год назад ты характеризовал его совсем иначе.
— Обычная посмертная идеализация, или процесс создания золотого памятника, — объяснила Виктория. — Когда умер мой дед-алкоголик, бабушка убивалась, как Кохановский после смерти Уршули[11]. Мы вдруг узнали, что дед был впечатлительный, непредсказуемый и музыкально одаренный.
11
Кохановский Ян (1530–1584) — великий польский поэт, в 1580 г. после смерти дочери Уршули создал цикл «Трены», в котором оплакал ее утрату.