— Обуяли печальные мысли? — поинтересовался Филипп.
Он только что заглянул к нам узнать, как Миленка. Уселся в кухне и терпеливо ждет, когда я перестану пялиться в окно.
— Значит, нас двое таких, — сказал он, услышав мой утвердительный ответ.
— А ты-то чего? — удивилась я. — Милена говорила…
— Милена… — Он уставился на каменные плитки пола. — Такой девушке занудный мямля не нужен. Рядом с ней должен быть человек, заряженный положительной энергией. Победитель. Визионер. Человек, Который Способен Устроить Все. Вот я и стараюсь быть таким.
Ну, это-то у него неплохо получается. А вот как с остальным?
— На нее ничего не производит впечатления, — признался он, нервно общипывая уголок клетчатой кухонной клеенки.
— Нет, кое-что точно произвело. Рассказы о Николь Кидман и Джулии Робертс.
— Правда? — обрадовался он.
— Вот только не знаю, есть ли тут повод для радости. Миленка страшно переживает, что она не в твоем вкусе.
— Господи! — Он нервно оторвал большой лоскут клеенки. — А я ведь только хотел показать ей, что она вровень со звездами. Хотел, чтобы она подумала: «У Филиппа такой прекрасный вкус, и он выбрал меня. Это замечательно».
— К сожалению, мысли Милены пошли совсем в другом направлении. Она считает, что у тебя слишком хороший вкус, чтобы ты мог долго встречаться с ней. И все время думает о том, чтобы с тобой расстаться.
— Господи! — Он оторвал очередной кусок клеенки, сунул в рот и стал жевать, точно резинку. — Что же мне теперь делать?
И это говорит человек, который, похоже, способен уладить любую проблему.
ЗА НЕДЕЛЮ ДО ПРАЗДНИКА БОЖЬЕГО ТЕЛА
Я смотрела результаты теста и вдруг на доске объявлений обнаружила пугающий листок: «Студентка Вислава… срочно зайди в секретариат». В течение минут пяти я лихорадочно соображала, что может быть причиной этого срочного вызова. Наконец решила, что самым разумным будет попросту зайти и спросить.
— Слушаю, — тявкнула секретарша, всецело поглощенная предвечерним макияжем. — Сегодня я все закончила, никаких формуляров не даю. Май месяц на дворе, я тоже имею право что-то взять от жизни!
Я представилась и сказала, что пришла, так как увидела на доске объявлений записку.
— Так сразу и надо было сказать, — буркнула она, нанося на щеки толстый слой румян цвета «sexi pink», — а не стоять столбом и расходовать мое драгоценное время. У тебя там какие-то осложнения с курсовой. Кажется, ты украла тему у студентки Бедняжек. На прошлой неделе она подала жалобу.
— Это какая-то ошибка, — проблеяла я, не скрывая испуга.
— У студентки Бедняжек другое мнение! — рявкнула секретарша, выдергивая пинцетом волосок из родинки на подбородке.
— Но ведь в списке я стою перед ней!
Секретарша изобразила на лице удивление, и я пояснила:
— Ну, тут же в папке лежал лист, и мы записывали на него темы курсовых, которые мы предлагаем. Потом его засекретили.
— Вот именно, засекретили. Поэтому откуда ты можешь знать, что ты раньше? — осведомилась секретарша, подводя верхнюю губу красным контурным карандашом. — К тому же тот список неактуален, потому что он пропал. И теперь есть новый.
— Как это пропал?
— Обыкновенно. Студенты приходят, когда им хочется, роются, как курицы. Как я могу уследить за этим хаосом? Ну как?
Этого я не знала.
— И значит, в новом списке я после Зофьи Бедняжек? — на всякий случай удостоверилась я.
Она кивнула.
— Поэтому тебе нужно объясниться с куратором. Да, кстати. Еще одно, — вспомнила секретарша. — Приходил сюда однажды какой-то неуравновешенный человек. Назвался твоим отцом. И так кричал, что я уронила чашку. Мало того что пятно поставила на новую блузку, так еще и грудь обожгла. Бешеный какой-то!
Я схватилась за сердце. Кому-то сейчас здесь станет плохо и еще хуже.
— И что же теперь?
Секретарша беспомощно развела руками, а потом с улыбкой сказала:
— Придется тебе обратиться к куратору.
СПУСТЯ ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ ЧАСА И ДЕСЯТЬ СЕДЫХ ВОЛОСКОВ
После бессонной ночи я поехала к папе, чтобы узнать, чем он так результативно напугал грозную секретаршу.
— Не знаю, — ответил он, всматриваясь в ножик для сыра. — Не помню.
— Ты не помнишь, что говорил? — наверное, в первый раз в жизни я подняла на него голос. — Ты, который способен страницами цитировать биографии Мануэли Дендритовой и Фридерика Лимбового, не помнишь, что кричал у нас в секретариате?
— Я был тогда не в себе. На меня все это обрушилось так неожиданно. Ты не приехала на Пасху, а тут еще мама ушла…
— Но мама ушла в конце апреля, — вспомнила я, — а я обнаружила, что меня вызывают, только вчера.
— Может, оно провисело какое-то время. — Папа перевел взгляд на щипчики для льда. — Потому что я был у вас в конце апреля.
— То есть как это «у нас»? У кого?
— То есть у меня на факультете, — сказала Милена. — Две недели назад он ворвался в секретариат и объявил, что твой перевод на другую специальность был противозаконным, потому что тогда тебе не исполнилось еще восемнадцати лет. Ты должна была представить согласие родителей.
— Здорово, — убитым голосом протянула я и опустилась на расшатанный стул.
— Не знаю, здорово ли это для нас, — Миленка прикусила нижнюю губу, — но для секретарши СЭРБ точно здорово. Она жутко обрадовалась, что ее октябрьские подозрения оказались справедливыми. И она понеслась сообщить об этом куратору. А ты же знаешь, какой он службист.
— И что теперь будет? — испуганно спросила Виктория.
— Вероятней всего, я вылечу с большим или меньшим треском, — ответила Миленка, оглядывая свои икры. — Мне кажется или на самом деле левая загорела сильней?
— А что ты будешь делать, если вылетишь?
— Еще раз сдам куда-нибудь. Вика, ну посмотри. Правая, она какая-то желтая?
— И ты можешь сейчас думать, какого цвета у тебя икры? — удивилась Мария.
— Предпочитаю думать об этом, а не о своем безнадежном положении.
ДЕНЬ МАТЕРИ[20]
Я купила огромный букет ландышей, баночку меда и, подавляя в себе неприязнь к Медведю, отправилась к маме. Вручила ей цветы и мед.
— Это для… ну, сама знаешь, для кого, своего рода эквивалент трубки мира, — смущенно пробормотала я и с места в карьер перешла к пожеланиям: — Значит, желаю всего самого лучшего, настоящего счастья и…
— Не напрягайся, — остановила меня мама. — Просто обними меня и покрепче прижмись. Этого достаточно.
С минуту мы стояли, покачиваясь в медвежьем объятии. Только сейчас я поняла, как сильно мне этого не хватало все последние месяцы. Ее прикосновения. Заинтересованных карих глаз, которые сейчас были гораздо веселей, чем год назад. Рук, утративших красоту от многолетних хозяйственных занятий. Даже ее молчания.
— У тебя опять старая прическа, — сказала я.
— Читала рассказ?
— Папа дал. Он очень страдает.
А вот надо ли было это говорить?
— Знаю. Но ничем помочь не могу. Предлагать в подобной ситуации дружбу было бы в некотором смысле издевательством. Тем паче что за четверть века нам так и не удалось наладить даже товарищеские отношения.
— Ты могла бы попробовать вернуться, снова его полюбить…
— Дорогая моя, жизнь не складывается так, как хотелось бы сценаристам мыльных опер. Я не вернусь, и это окончательно.
— Ему будет нелегко.
— А кто сказал, что всегда должно быть легко и удобно?
— Он говорит, что ему не хватает тебя.
— Ну так пусть наймет уборщицу, кухарку и садовника. И раз в неделю включает себе телевизор, — отрезала мама, глотнув карамельного пива. — Вишня, неужели ты не можешь примириться с тем, что я больше не хочу той жизни?
— Я работаю над этим, но… для всех нас это было так неожиданно.