ПЕРВЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК ИЮНЯ
Снова нам удалось вытащить Миленку из дома. На этот раз в ближайший садик. Там нас должен был ждать Филипп. И он ждал, как и пообещал Иреку. Ирек просто молодец. Он способен поразить женщину не только на ювеналиях. Целых три дня он не играл в «Дьябло», а вместо этого выбрался со мной на длительную прогулку. А услыхав историю Филиппа, взял дело в свои руки и просто-напросто позвонил ему.
— Он будет сегодня в садике «Алхимии», — сообщил мне Ирек, положив трубку. — Остается только вытащить туда Милену, и все будет отлично.
Как всегда, он оказался прав. Увидев Филиппа, Милена сперва неуверенно остановилась на тротуаре. Мы уж думали, что сейчас она развернется и уйдет. Но в тот же миг в глазах у нее загорелись малюсенькие лампочки надежды.
— Николь Кидман не мой тип, — начал Филипп, вскочив из-за столика. — А уж тем более Джулия Робертс. Только ты одна.
— Точно? — Милена шмыгнула носом, недоверчиво взглянув на него.
— Точно. Я говорю то, что думаю. Такой я человек, — бросил он уверенным тоном, и лишь опытный глаз смог бы заметить, что он нервничает. Такой уж он есть, Филипп. Перед Миленой он вынужден изображать Сильного Парня из Вестерна.
— Если так, тогда прошу прощения, — протянула ему Миленка руку в знак примирения.
— Нет, это я прошу прощения, что так наглупил и что ты из-за этого огорчалась, — растрогался Филипп, но тут же справился с охватившими его чувствами и выпалил: — Ну, раз мы выяснили недоразумение, поговорим о важном деле. У вас только два, максимум три дня на подачу документов. Я навел справки.
ПЕРВЫЙ ВТОРНИК ИЮНЯ
У нас остался всего один день. Двадцать четыре часа на то, чтобы принять решение. Решение, которое может определить всю нашу жизнь.
— Я начинаю думать, а не попробовать ли еще раз на СЭРБ, — промолвила я, изгрызая мнимые заусенцы на левом большом пальце. — Нет, нет. Это всего лишь краткое мгновение слабости и остатки влияния папы. Господи, ну что же выбрать?
— Я попыталась бы сдать на историю искусства, — предложила Мария. — А потом вы откроете галерею и будете продвигать мою живопись.
— А мы думали, ты станешь актрисой, — удивился Травка. — Ты с таким воодушевлением рассказывала о роли Золушки.
— Уже не хочу, — ответила Мария, не прекращая расчесывать щеткой волосы. — То был минутный каприз. Теперь я думаю, что все-таки стану художницей. Перелью на полотна свою боль и любовные разочарования.
— А что на самом деле произошло? — не отставал Травка. — Ну не верю я, что ты сама отказалась от призвания артистки.
— Да ничего не произошло, — соврала Мария.
— Марыся, ну ты же знаешь, что рано или поздно правда выходит наружу.
— Ну ладно, расскажу, — нервно произнесла Мария. — Режиссер этот — обычный врун. Как гуру и половина мужчин в этом мерзостном мире.
— Так я и думала, — произнесла Виктория. — Ну какой режиссер носит на себе столько золота? Разве что он режиссирует клипы музыки диско.
— Да ничего не режиссирует! Разве что свою запутанную жизнь! — крикнула Мария.
— А как ты это узнала? — не отступал Травка.
— Случайно. Вчера Ирек показывал мне в компьютере фотографии. И вдруг среди фото Тома Круза я увидела этого типа в белом кашне на фоне какого-то памятника. Спрашиваю, кто это такой, а Ирек отвечает, что это его отец. «А я не знала, что он у тебя режиссер», — заметила я. В ответ Ирек рассмеялся и говорит: «Да никакой он не режиссер. Зато фантазия у него космическая».
Мария расплакалась, поэтому мы временно прекратили размышлять, какой факультет выбрать. Через час нам все-таки удалось утешить ее. Самыми действенными оказались аргументы Травки, который с жаром долго доказывал, что живопись ей подходит куда больше, чем банальная роль Золушки.
— Я тоже так думаю, — согласилась она и вытерла глаза. — Так на какой вы все-таки будете сдавать?
ПЕРВАЯ СРЕДА ИЮНЯ, РАННЕЕ УТРО
Осталось несколько часов. А мы до сих пор не решили. Пока что пробуем свести воедино советы благожелательного окружения.
— Что бы ты ни выбрала, ты всегда сможешь изменить, — это мама, — так что не нервничай, не стоит того. Кстати, Медведь подсказывает, что, может быть, стоит сдавать на лесоводство или защиту окружающей среды.
— Выберите философию, — посоветовал Травка. — Унаследуете от меня все учебники и лекции. Большая экономия времени и денег.
— Только мой факультет не выбирайте. Специалистов по управлению напроизводили на двадцать лет вперед, — это Малина. — Вот только жаль, что в этой стране уже нечем управлять.
— На медицинский и не думайте, если только не хотите присоединиться к ста тысячам отчаявшихся врачей, — это Болек.
— Не идите на дошкольное воспитание, — это Виктория, — я на каникулах работала в детском саду, и можете мне поверить: подрастает поколение настоящих чудовищ.
— Юридический ни в коем случае, — это Ендрек, — разве что у кого-нибудь из вас фамилия Цолль.
— А может, все-таки на СЭРБ? — понятно кто.
— Ну что? — прервала напряженное молчание Миленка.
— Полный сумбур, — призналась я, обкусывая указательный палец. — Остается одно: отбор методом исключения.
Итак, это не может быть факультет, на котором необходимы способность к ручному труду и склонность к точным наукам. А также специальность, требующая проживания неподалеку от Ягеллонки. А равно факультеты, где заниматься надо больше сорока часов в неделю. И те, которые славятся вредными лекторами и вредными секретаршами.
— Все факультеты этим славятся, — заметила Виктория.
— Ну да, но на некоторых секретарши особенно вредные, — заметила Милена. — Но кажется, я уже знаю, что выбрать.
— Я, кажется, тоже, — сказала я.
— О том же самом думаешь, что и я?
Я кивнула.
— Конечно. Это единственно возможный выбор.
ПОЧТИ ЧТО СЕРЕДИНА ИЮНЯ
Точно такой же выбор сделали более тысячи человек. Это получается по двадцать человек на место. Ничего удивительного, что мы находимся в состоянии жуткого стресса. И зубрим с рассвета до заката. Пытаемся заполнить лакуны в обществоведении (тьфу!), политике (кошмар!) и состоянии современной польской культуры (к счастью, тут учить не так уж много). Ирек и Филипп заваливают нас сотнями изданий лекций, книжек и тестов на интеллект. Только достаточно ли окажется этого, чтобы вдвоем победить сорок соперников?
ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ИЮНЯ
Продолжаем зубреж; мы с Миленкой готовимся к вступительному, Мария и Виктория — к последним экзаменам сессии. Травка перенес два экзамена на сентябрь, так как по причине несчастной любви он никак не может сосредоточиться на текстах святого Фомы Аквинского.
— Посижу летом, как только немножко отойду, — пообещал он. — Кстати, а что Мария? По-прежнему в состоянии войны с мужской половиной человечества?
Похоже, да. Вчера вечером мы отдыхали в садике на Старовисляной. За соседний столик села влюбленная и изрядно потрепанная пара. Наверное, оба они немногим старше сестры Ирека, но могли бы смело сыграть сорокалетних, переживших тяжелые времена. Без всякого грима. Мы с девочками стали обсуждать, что так разрушительно действует на бренную человеческую плоть. Было высказано несколько предположений: дешевое вино (так считает Миленка), сырое, пораженное грибком жилье, отсутствие работы и перспектив развития (мнение Виктории). Мария упрямо стояла на том, что это неудачная любовь, и в доказательство продемонстрировала за ухом первый седой волос.
— Девочки, не стоит так изводить себя, — убеждала она нас, не скрывая горечи. — Особенно из-за самцов.
Мы уже намеревались запротестовать, но нас заглушила эта парочка, заговорившая о комарах.
— Такой сукин сын прокусывает до самой кости, — возмущенно произнесла она, истощенная шатенка в бархатной блузе изумрудного цвета.