— У вас же есть магия! — возмутился Вирен. Ткнул по очереди в сердитого поисковика и в Рыжего, и тому захотелось скрыться от этого ликующего яркого взгляда. Оно вовсе не чувствовал себя способным побороть громадного ящера. — И вообще — во всех легендах герой сражался с драконом, выходя с ним один на один! — весомо прибавил Вирен. — С единственным оружием — мечом! И всегда побеждал, поскольку намерения его были чисты…
— Тьфу, дурак, — безжалостно припечатал Кость. — Легенды для того и пишутся. А эта херня нас размажет, так что убираемся быстро! Без подкрепления тут делать нечего. Идем! — прошипел он, цепляя Вирена за руку. Силы в болезненно-худом маге было немного, но Вирен все-таки подчинился, бормоча себе под нос.
— Он же спать отправился? — загорелся один из солдат. — Что нам стоит пробраться в пещеру и тихо застрелить его?
— Не уверена, что ему нужен сон, — прошептала Ринка. — Он прячется от солнечных лучей. Я видела, как он сначала сидел у пещеры, но потом начало рассветать, и чем больше солнце заливало, тем дальше к лазу он отползал. А ведь там темень! Вдруг он не спит, а пережидает день? В темноте ящер может быть куда ловчее нас, он очень быстро двигается в небе…
— Она права, нельзя действовать наобум, каждый солдат ценен, — поддержал Кость. — Мы шли за Риной — вот она. Больше нам здесь делать нечего.
Они отползали тихонько, боясь даже звука посыпавшихся камней. Воочию Рыжий видел, представлял, как из пещеры высовывается узкая ящериная башка, лязгая громадными зубами, и перекусывает его пополам… Но дракон затаился. Гвардейцы двигались юрко, быстро, а Рыжий сам себе казался неуклюжим и неловким. Страх сковывал, от смрада склизкой змеиной туши мутило. Но единственное, что ему хотелось: унести ноги подальше.
***
Известие о драконе в лагере встретили шумно. Сначала подумали, что это какая-то шутка, выдуманная Виреном, известным любителем историй про великих героев, повергающих зловещих ящеров одного за другим, потом даже предположили, что отправившийся в горы отряд разом сошел с ума. Таких иногда выуживали из пустыни, обезвоженных и измученных, клявшихся в небывалых чудесах — это их однообразный пейзаж Первого делал безумными. Сержант Инас предположил, что тартарские горы творят похожие ужасы — к тому же, везде здесь была разлита дикая непонятная магия.
Но обычно спокойный Кость поклялся в изложенном на магии, и, поскольку он не разлетелся кровавыми ошметками, им поверили. Сгрудились вокруг десятки все, кто был ничем не занят, да и занятые вскоре подтянулись тоже. Только на дозорных Волк нарычал, чтобы не смели покидать постов под угрозой тройного дежурства. В центре толпы оказался и Вахза; его глаза жадно горели, когда Вирен без устали повторял историю в третий раз — для тех, кто недавно подтянулся.
Рыжий считал, рассказ о драконе посеет в гвардейских рядах панику, но многие из них вздохнули с облегчением: легче сражаться с магическим пережитком прошлого, чем с неопознанным ночным ужасом. Их засыпали многими вопросам, ни на один из них десятка не могла ответить. В конце концов Волк уволок Кость и всех командиров в свою палатку — за ними просочился и Вахза, с чем-то требовательно наседая на лейтенанта. Несомненно, они делили шкуру еще не убитого дракона.
Быть героем дня Рыжему не нравилось, он доплелся до палатки и провалился в глубокий сон, избавленный от всяких заунывных голосов. Вымотанный, он очнулся, кое-как собрался, чувствуя сухость во рту, и уныло посмотрел на фляжку. Отхлебнул. В темноте палатки было хорошо, уютно, хотя Рыжий спал тут почти один, не считая заслуженно отдыхавших ночных дозорных. Но голодом свело желудок, а запах снаружи подсказывал, что пришло время обеда: к однообразному запаху жиденькой похлебки Рыжий успел привыкнуть…
Около одного из главных костров он ожидаемо нашел Ринку и Вирена, сидевших рядом и возившихся с журналом. Вирен просил Ринку описать дракона точнее, потому что сам он увидел не так много. Рыжему даже стало любопытно, какими необычайными подробностями оброс короткий эпизод силой воображения Вирена, пока он спал. Рыжий присел к ним тихо, как ему думалось, незаметно, потому что друзья были совершенно увлечены, и вытащил сигарету. В пачке осталось маловато: все-таки стоило брать больше запасов.
— Аппетит испортишь, — проворчал Вирен, безошибочно ткнув ему в руки миску с мутной похлебкой, в которой плавали развалившиеся хлебные кусочки.
Хотелось съязвить, что с этим отлично справляется сама еда, но Рыжий пожал плечами, заложил сигарету за ухо и принялся вылавливать овощи. Наметанным глазом он определил, что супа стало меньше, если только Вирен его не выхлебал. Отряду приходилось поить себя и лошадей, готовить; хорошо хоть чистоту содержали заклинаниями, но Рыжий знал, что от злоупотребления такой магией кожа становится сухой и грубой, трескается. Потеря нескольких бочек сказывалась сильно; отправлявшиеся на поиски источников отряды беспомощно разводили руками. Гарпии, как они выяснили, понаблюдав, пили кровь добытых тощих животных.
— Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя за динарий; елея же не повреждай, — патетично зачитал Вирен. — Это из «Откровения», про Голод. У людей всегда была богатая фантазия, так что Всадники произвели на них куда большее впечатление, чем на Ад.
— Весы… — протянул Рыжий, вспоминая руну — теперь она обрела четкость. — У него правда были весы? Или… как ты это называешь — метафора? Символ?
— Серп Жнеца есть определенно, — заметил Вирен. Рыжий пораженно посмотрел на него. — Видел — на памятнике в Ленвисе? У Яна в руках серповидный нож. Им можно сталь резать как шелк, я однажды его на тетрадку школьную уронил… несколько раз… В лоскуты! Ну, что мне оставалось делать, даже адский пес отказался ее жрать. — По тону Вирена совершенно нельзя было понять, шутит он или нет. — Так что, вполне возможно, весы — это тоже артефакт, причем очень мощный, если они сохраняют силу спустя столько лет. Но вряд ли мы его найдем. Да и для чего?..
Вот и Рыжий не знал — для чего. Но эта мысль плотно засела в голове. Он вернулся к обеду, и некоторое время они сидели молча. Потом Ринка, не выдержав, выдохнула, одновременно забавно зажмурившись:
— Простите! Я вела себя как ребенок. Не стоило покидать лагерь… Из-за меня и вы могли погибнуть!
— Ничего, — успокоил Вирен. — Зато теперь мы знаем, где логово дракона! Как ты? — сочувственно спросил он. — Насчет твоих переживаний? Ты додумалась до чего-нибудь?
— Не знаю… Это по-прежнему мучает меня. Понимаете, я ведь матери обещала никогда не вредить другим, — дрогнув, призналась Ринка. — Нужно было выживать, и я пошла в наемники, но она заставила меня поклясться, что я не стану проливать крови. И в память о ней не хотела никогда нарушать данного слова. Но пришлось, и теперь… Виновата ли я? Должно ли я была стрелять? У меня был выбор… А гарпии и так страдали.
— Подумай об этом с другой стороны, — предложил Вирен, — ведь если бы ты не застрелила ту гарпию, она могла убить одного из твоих товарищей. Ты защищала отряд, даже ценой жизни врага. Прости, я, должно быть, ужасный демон, — добавил он. — Я привык к убийствам и не вижу в них трагедии, это моя работа.
— Нет, вовсе нет… — протянула Ринка, слабо улыбаясь. — Ты прав. Я расклеилась, а нам нельзя сейчас отвлекаться от похода, отстраняться. Я могла вас подвести. Подставила под удар.
— Ну, ерунда, мы ведь солдаты, а не какие-то детишки на прогулке, — неловко проворчал Вирен. Потянулся ближе, вздохнул, сгребая Ринку в объятия, и она разом обмякла, прижалась, даже подвсхлипнув, уткнувшись носом в его плечо. — Все будет хорошо… — пообещал Вирен. — Если ты не захочешь больше никогда в жизни брать в руки винтовку, тебя никто не заставит.