— Я знаю, на что способна эта сила, — сказал Вирен, прямо глядя в его глаза. — Ян борется с ней половину своей жизни, а ты, уж извини, не смахиваешь на образец хладнокровия. Я знаю, как ему трудно, как он сражается с ней и с собой — и даже на него часто накатывает… Рыж, я всерьез волнуюсь, — сбившись на шепот, доверительно сказал он. — Я не хочу, чтобы это коснулось кого-то еще из моей семьи. Сила разрушает все, чего касается. Это отвратительно…
Он замолчал, задумавшись о чем-то своем и болезненно поморщившись. Но Вирен был рядом, Вирен глядел на него, готовый предложить любую помощь, и Рыжему почему-то стало легче на душе, хотя тот совершенно ничего не сделал. Несмело подняв руку, Рыжий уставился на выцарапанную руну на запястье. Шрам белел, глубокий, некрасивый, и Рыжий начинал подозревать, что он останется с ним на всю оставшуюся жизнь.
— Эти ебаные маги! — завыл Вирен, расхаживая рядом, у его матраса. Теперь он больше не ругался всерьез, а вздумал театральничать. — Меня же предупреждали! Мне Ян говорил: не связывайся с боевыми магами, они поехавшие! Пиздец какие поехавшие! А я, дурак, не слушал умных людей, я думал, в твоей рыжей башке есть хотя бы немного мозгов! Ну? Скажешь что-нибудь в свое оправдание?
Остальные тактично молчали.
— Я шел сюда искать приключения и совершать подвиги, а не терять друзей, — беспомощно прошипел Вирен. Придвинулся — не угрожающе, а как-то ломко улыбаясь. — Я не хочу лишаться хоть кого-то из вас, понимаешь? Ни за что. Моя семья однажды сгорела, и больше я не вынесу, я просто лягу и не встану больше…
— Я всего лишь тупой маг, ты сам говорил.
— Да, ты очень тупой! — зарычал Вирен, сердито жмурясь. — Твое счастье, что больных не бьют. Ринка, держи меня!
— Держу, — ответственно согласилась та.
Рыжий смеялся, забывая об уродливой руне на запястье, и ему было до странности хорошо.
========== VI. ==========
Тартар, Красные горы, поселение гарпий (день седьмой)
Когда наступил вечер, мы все готовились к битве. Часть времени я провел возле моего идиотского друга Рыжего, волнуясь, как бы этот дурак не натворил с собой еще больших бед. Гвардия точила сабли и чистила винтовки. Необычайное волнение царило в лагере; постоянно бегали и вскрикивали. Волк стоял где-то посередине, возвышаясь внушительной горой, раздавал приказы, а рядом с ним торчал сияющий Вахза. Они о чем-то договорились, но я пока не знал, в чем именно дело.
Гарпии сторонились нас, опасаясь. Белая вилась кругами, обозревая лагерь сверху, но больше никто из них не приближался. По отрывистым крикам я понял, что они были рады: еще бы, нам, загнанным в угол, пришлось решать их проблемы! Но белая была куда умнее их — она-то прожигала демонов взглядом. Следила, ища подвох: слишком охотно мы принялись возводить укрепления и расставлять позиции.
Часть из нас еще помнила гражданскую, другая (к которой я без ложной скромности отношу себя) была натаскана в постоянных вылазках: в Аду никогда не бывает спокойно. Мы умели воевать. В каком-то смысле это было понятнее, чем брести куда-то в неизвестность.
Тут сержант Инас позвал меня вывести лошадей из ущелья, и гарпия затерялась, стоило оторвать от нее взгляд. Кони волновались, лязгали клыками, но все-таки послушно шли, привычные к моему запаху. Дэва рядом сказала, что они чуют беду, и я успокаивающе потрепал ближайшую лошадь по холке.
Я волновался. Дракон, увиденный издалека, внушал ужас; однако я крепился и в десятый раз проверял винтовку. Мне всегда твердили, что об оружии надо заботиться, так что я снова и снова проверял, все ли в порядке. Ну и глупо же я буду выглядеть, если в последний момент заест курок. Останется долбануть по дракону прикладом и сгинуть в его пасти. Бесславная смерть.
Вовсе не хочется умирать… Нет, я планировал себе долгую жизнь, и если для этого нужно победить дракона — что ж, я не один. Никогда не был один: со мной семья, тоже перепуганная, переворошенная, но готовая драться. Когда дел не осталось (большая часть приготовлений ложилась на плечи магов: они чаровали щит), я бродил и смотрел на них. Амонея сидела у палатки, держала на коленях револьвер и, закрыв глаза, разбирала и собирала его. Гил и Зарит о чем-то негромко переговаривались, потом Зарит, необычайно серьезный, грубовато хлопнул брата по плечу и протянул ему какой-то амулет — я не углядел… Около хмурого наемника Вахзы с бараньими рогами сидела Дэва, стрелявшая глазками и дергавшая кисточкой хвоста. Каждый справлялся с тревогой как мог, и ее способ был ничуть не хуже прочих… Я с тоской вспомнил сияющую улыбку Деи, но с сожалением понял, что не могу различить черты ее лица.
Возле лекарской палатки я нашел беспокойную Ринку, украдкой грызшую ногти. И Рыжего, неуютно поводившего плечами и как будто принюхивавшегося к воздуху. Он совсем не был готов, но ему сообщили расположение, указали на внушительную скалу в конце ущелья. Я подошел, наблюдая, как он прикуривает. К горечи сигарет я привык, все-таки Ян постоянно курит, но каждое движение друга казалось скованным и неловким, разбитым.
Опускалась ночь. Никто не знал, когда именно появится дракон, но, по моим расчетам, сделалось достаточно темно. Избавившись от телег и лошадей, мы несколько растерялись: места было слишком много, негде спрятаться. Я наблюдал, как отряды с винтовками взбираются на скалы.
— Помнишь, ты читал отрывок из «Апокалипсиса»? — волнуясь, спросил Рыжий. Он еще был слаб, но твердо стоял на ногах (или делал вид) и настырно отбивался от маленькой медички. У меня язык чесался сказать, что ему нельзя в бой.
— Что?
— Ну, про Голод?
Он неуверенно посматривал по сторонам, избегал моего взгляда.
— Было такое, — согласился я. — И что? Очень понравилось? Пафосу люди умеют нагнать, понимаю…
— Я вот подумал… То есть… Сдается мне, черный конь раньше был черным драконом. Этим самым. Почему-то Всадник не уволок его в другой мир, когда они покинули Тартар. Наверное, не хватило времени или сил построить портал для такой махины — или еще что, не знаю. И вот он здесь — в одиночестве…
— Ты что, жалеешь его? — изумилась Ринка, внимательно поглядев. Дернула хвостом.
— Ненадолго я был в его голове, никак не могу забыть, — оправдывался Рыж.
Я хотел спросить его, сможет ли он колдовать или стоило его вместе с Хинсером вывезти из ущелья, но тут меня позвал сержант Инас, и ускользнуть никак не получилось бы — да и мне не хотелось волновать никого перед сражением с драконом.
***
Было темно. Все еще было темно, словно света не осталось.
Ринка брела по разрушенному лагерю, прихрамывая. Осматривалась, не веря, что еще вечером здесь кипела жизнь, готовили ужин, разбирали вещи, гудя, и отправляли все самое ценное прочь… Теперь Ринку омывала тишина. Ни единого вздоха. Как в первый день в Тартаре, когда ей обманчиво думалось, что заброшенный века назад мир пуст и мертв. Но тогда с ней бок о бок ехали говорливые гвардейцы и сосредоточенные наемники, а теперь не было никого.
Она припадала на ногу, чувствовала горячее — может, это лилась кровь, выплескиваясь с каждым шагом, и оттого у нее спирало дыхание, а может, она ее попросту содрала, когда покатилась по камням. Лучше бы, конечно, второе. Чья-то сабля, на которую Ринка опиралась, гулко стукала о землю, отмеряла удары ее сердца.
Оставалось проклинать темноту тартарских предрассветных сумерек и боль в голове, мешавшую сосредоточиться, высмотреть хотя бы что-то. Щурясь, Ринка видела абрисы гор, озаренные встающим неповоротливым солнцем. Ущелье же было затоплено живой пугающей тьмой, будто назло скапливавшейся в углах, липнущей к горящим глазам. На мгновение показалось, что тьма глядела на нее в ответ. И насмехалась.
Нетвердым шагом Ринка пробиралась туда, где последний раз видела Вирена. Туда, где она запомнила ярчайшую вспышку и где бесился дракон — больше ничего не удавалось рассмотреть за хлопаньем кожистых крыл.
Она не была уверена, не сожрал ли он Вирена.