— Не буду, — медленно кивнул сокол. Похоже, нервных потрясений хватило на сегодняшний день и ему.
— Ну, вот и отлично, — кивнул старик. — Меня, кстати, Василием Иванычем звать. Алиска, прекращай мельтешить вокруг и давай, рассказывай, как с учебой дела? Математику учишь? А физику? Только не говори мне про эти ваши счетоведение и свойства предметов, этому и ребят здешних стыдно было бы учить, даром что они того… неразумные. Мать с отцом-то дома учат?
— Учат, — кивнула Алиса, воровато оглянувшись. — Только я по физике не все понимаю, опыты-то ставить не на чем. Про Ньютона с яблоком и земное притяжение понятно, а вот про электромагнитные свойства — не очень.
— Тю, — расстроился собеседник. — В следующую смену, как мать будет работать, приходи с тетрадками, я в кабинет зайду к ней, все тебе объясню. Хорошо хоть, там камер не понаставили еще, можно спокойно делом заняться. Главное, чтобы эти жабы старые не явились, да не подслушали лишнего.
Из сумки, висевшей на поясе у сокола что-то сдавленно квакнуло, но Индра не обратил на это никакого внимания. Он просто замер на месте, пораженный внезапным открытием.
— Погодите, вы что… запрещенными знаниями здесь потихоньку делитесь?
— А как же, — спокойно кивнул Василий Иванович, не сбавляя шагу. — Чего ж умной девчонке неучем расти? В школах-то, поди, уже и милосердной волей пращуров объясняют то, что люди по земле на двух ногах ходят, а не на четырех, а еще убеждают, что планета наша не круглая, а плоская. Что, дружок, побежишь сдавать старика новой власти?
— Кто, я? — Индра снова полыхнул, как маков цвет, от смущения и гнева. — Да я бы скорее язык себе отрезал, чем идти и жаловаться… новой власти.
Последние два слова он произнес с нескрываемым презрением.
— Не кипятись, сынок, — примирительно сказал Василий Иванович. — Я ж вижу, что ты не подлый. Так, пошутил неудачно. Прости уж старого дурака. И потом, что мне сделают в моем возрасте? Меня еще до Главной войны чуть не расстреляли, как врага народа, вот тогда страшно было. А теперь стыдно бояться, мне уже на кладбище прогулы ставят.
Он рассмеялся густым басом, и тут же закашлялся.
Дети замолчали, каждый думая о своем. Первой не выдержала Алиса.
— Дедушка Вася, а за что вас чуть не расстреляли? Вы же ученым были, мама говорила! Ракеты строили!
— Так за то и под пули чуть не поставили весь отдел, что учеными были. Решили, что мы с врагами сотрудничаем. Потому что у нормальных людей должны на столе быть хлеб, соль, да махорка. И костюм один на все случаи жизни. А у нас и масло водилось сливочное, и колбаса, и костюмы мне на заказ шили, где бы я на свой рост купил в те годы что-то приличное? Мы же работали день и ночь, получали хорошо. Нашлись добрые люди, вот как эти две, позавидовали…
И он покосился на оставленную позади березовую рощу, где на лавке оставались баба Мила и Николаевна. Судя по их довольным лицам и растерянному виду Мишки, топтавшемуся у колясок, шоколад они у него все-таки выдурили.
«Значит, он раздал все, а сам остался без кусочка, — огорчилась Алиса, глядя на маминого подопечного. — Отдам ему свою с орехами, все равно блинами сегодня уже объелась, хватит с меня сладкого».
— Я тогда об одном думал: хорошо, что жениться не успел, а то оставил бы жену и детей с клеймом на всю жизнь, ни работы, ни учебы нормальной, любая гадина в спину плевать станет. А потом пришли ко мне важные люди и говорят, мол, выбирай, Вася, или боевые ракеты делаешь, чтобы все в радиусе километра взрывалось, или свинцовую пулю в затылок. Парень ты умный, подумай, может, и героем еще станешь. Я струхнул и согласился. Боевое оружие, выжигающее все в том месте, куда оно попало, делать не хотелось, но умирать не хотелось еще больше…
Старик замолчал, вспоминая былые годы. Дети не издали ни звука, ожидая, когда он снова заговорит.
— Довелось и на линии огня побывать, хотя, нас, ученых старались не отправлять в самое пекло, мы ценнее были на заводах. В первом бою снаряд как взорвался рядом, так я думал — насовсем оглох, три дня ничего не слышал, а потом потихоньку, потихоньку… На войне только дурак ничего не боится, но дело наше правое было, Родину мы защищали. Это осознание и помогло собственный ужас в ежовых рукавицах держать. А после войны ушел я с головой в работу. Клеймо вредителя с меня сняли, даже наградили за героизм. Только нет в том героизма, чтобы бомбами и ракетами пуляться, вот что я вам скажу. Одного взрыва хватает, чтобы целый отряд уничтожить… или целую деревню. Мощь такая, что страшно становится — а вдруг выйдет из-под контроля? Поэтому, когда нормальным делом занялся, наконец-то облегчение наступило, — Василий Иванович доковылял до лавочки и медленно присел, опираясь на сиденье рукой.