День 152: Снова наступил вечер, снова закат… Кажется, уже вечность ты лежишь здесь, на песке, рядом с Ганнибалом.
Ты говоришь ему об этом, и он улыбается.
– Если измерять по-нашему, — говорит он, — вечность длится четырнадцать русов и сорок восемь арусов.
– Сколько арусов в одном русе? — спрашиваешь ты.
– Шестьдесят четыре. Там, где я вырос, у нас день состоял из тридцати двух русов.
– А где это было?
Форчун спокойно улыбается: — Спецагенты никогда не говорят никому, на какой планете родились.
– Я знаю, — говоришь ты, добавляя, — и не говорят свои настоящие имена.
В наступившей тишине ты смотришь на закат. Чуть погодя ты берешь небольшую заостренную палочку и начинаешь выводить цифры на песке.
– Что это? — спрашивает он.
– Я называю это формулой вычисления следов Ганнибала Форчуна. Смотри. Мы знаем, что день на этой планете составляет семь целых и семь де сятых стандартного отрезка времени Галактической Федерации, правильно? В измерении моей родины это составляет шестьдесят три целых и шесть деся тых орка, или шестьдесят три с половиной орка. Но Ганнибал Форчун называет это четырнадцатью русами и сорока восемью арусами, что составляет четырнадцать целых и семьдесят два десятых руса, верно?
– Верно, — соглашается он.
– Мы также знаем, — продолжаешь ты, хитро поглядывая на него, — что день на твоей планете равен ровно тридцати двум русам. Я была рождена там, где день составляли сто сорок четыре орка. Перемножаем, делим и получаем, что тридцать два руса на шесть орков меньше, чем мои родные сутки длиной в сто сорок четыре орка. И делаем вывод — Ганнибал Форчун происходит с семнадцатой плане ты Галактической Федерации.
Форчун удивленно смотрит на тебя: — Луиза, любовь моя, это невероятно!
– Элементарное знание математики, мой милый. Ты смеешься. — Я начинала как инженер—связист, помнишь? Перевод из двенадцатиричной системы в восьмиричную — не такая уж трудная штука.
– Что ж, с логикой у тебя все в порядке. Если дать тебе достаточно зацепок, ты, возможно, выведешь факт, что в роду Вокайени меня когда-то звали Дрейном.
– Дрейн, — мягко повторяешь ты. — Можно я тоже так буду тебя звать? Он улыбается: — Когда мы свободны от имперских ушей.
– И глаз, — добавляешь ты, придвигаясь ближе к нему под темнеющим небом. — Мой дорогой Дрейн…
Она улыбнулась. Да, это был отличный год. Она многому научилась с того дня в Мохенджо-Даро, когда позвала на помощь, и ТЕРРА послала Ганнибала Форчуна и Уэбли спасать ее. Она тогда называла большинство специальных агентов, и Ганнибала Форчуна в особенности, «профессиональными героями» и не очень доверяла им. Но после того, как они вместе с Ганнибалом смотрели в лицо смерти и пробились через озверевшую от крови толпу варваров, она постепенно начала понимать, из чего состоят мужчины вроде Ганнибала.
Нужно быть совершенно особенным человеком, узнала она, чтобы успешно работать секретным агентом. Большинство их было мужчинами. Это не самые легкие люди, с кем можно жить, потому что есть слишком много человеческих черт, которые они просто не могут себе позволить.
Каждый агент, обнаружила она, ищет свой собственный способ компенсации того, чего он вынужден лишаться из-за своей профессии. А обычные люди иногда даже не подозревают, каким богатством владеют, считают это чем-то само собой разумеющимся. Иногда спецагент выбирает не самые лучшие заменители; иногда он должен выработать в себе презрение к ценностям, которые превозносят другие люди, и он часто бывает вынужден изо всех сил держаться своего презрения, иначе рискует потерять все.
Когда обычный человек рискует и проигрывает, это его личный проигрыш. Но люди, вроде Ганнибала Форчуна, — это не обычные люди. Когда они проигрывают, цена в жизнях может легко превзойти понимание обычного человека.
Луиза узнала, что на всех планетах, во всех культурах в каждом столетии, где им приходилось действовать, секретные агенты считали себя отдельной породой, относясь к законам обычных людей с презрением, снисхождением и насмешливым пренебрежением. Даже самый талантливый не мог там сделать карьеру или создать семью, хотя бы ненадолго. Лучшее, на что он мог надеяться в любом возрасте, это отстраненное восхищение и робкие аплодисменты обычных людей, но почти никогда не случалось, чтобы кто-нибудь сошелся с ним поближе или какая-нибудь женщина влюбилась бы в него, потому что все обычные люди одинаково чувствуют тревогу в присутствии экстраординарного человека. Более того, большинство обычных могли почувствовать стену высокомерия, которую должен воздвигать секретный агент, чтобы защитить себя от той дружбы, которую он никогда не может себе позволить. Это была тяжелая жизнь.
Ганнибал Форчун отдал шестьдесят лет работе специальным агентом, избегая недопустимых соблазнов и человеческих слабостей, преодолевая трудности и исправляя свои и чужие ошибки, оттачивая свой инстинкт самосохранения и все равно продолжая любить свою профессию.
Получив когда-то лицензию на вмешательство, он почувствовал себя сверхчеловеком. И защитная стена высокомерия спасала его от сомнений и колебаний в отношениях со всем миром, ответственность за который он теперь нес. Но год, проведенный им вместе с Луизой на вилле «Вне Времени»,излечил его от излишнего высокомерия. Он наслаждался, иногда чувствуя себя обычным слабым человеком, пока не настала пора возвращаться к работе.
Белобородый инструктор одобрительно улыбнулся и отступил назад от своего тяжело вооруженного ученика.
– Еще раз, — скомандовал он. — Продолжай работать на лицо — коли! Коли!
Оскалив зубы, Ганнибал рванулся вперед и провел ложную контратаку, задуманную, чтобы отвести закрывающий лицо противника щит. Ритм этой римской игры с мечом был танцевальным: раз, два, три, четыре, и ты вернулся на позицию для новой атаки или обороны. Он уже отвел назад свое тяжелое оружие и вложил всю силу в удар на счете «три», когда понял, что щит д'Каампа остался на месте, а сам инструктор тем временем легко увернулся, подняв меч нападавшего своим щитом. Вся правая сторона тела Форчуна оказалась открытой, и д'Каамп изобразил поражающий укол. Форчун повторил атаку, но снова острие клинка инструктора уперлось ему в ребра.
– Ты мертв, — сказал д'Каамп.
– Я знаю, — печально признал агент.
– Точность ударов римлян — их величайшая сила. А слабость их в том, что они не любят нестандартных действий. Римский пехотинец один на один может одолеть кого угодно, кроме непредска зуемого соперника.
– Я это запомню.
– Возьми это на вооружение, если собираешься остаться в живых. Самый мудрый подход — это вообще не попадать в боевые ситуации. Но если придется побаловаться с мечом, помни, что римляне — лучшие союзники. Другие — когда как. Завтра мы займемся личностью человека, которым тебе, воз можно, придется манипулировать.
– Публий Корнелий Сципион?
– Сципио, — поправил его д'Каамп. — Ганнибал, тогда говорили почти на классической латыни.
Из всех разнообразных разумных существ, работающих плечо к шупальцу в четырнадцати различных средах обитания, созданных на ТЕРРЕ, ни одно не было более причудливо устроено, чем симбионты, к которым принадлежали Уэбли и Ронел. Так и осталось неизвестным, на каком этапе эволюции их предки научились логически мыслить, но это случилось раньше еще более удивительного события, которое привело к появлению самого приспособленного к жизни существа в галактике. Помимо высоких интеллектуальных качеств и способности мгновенно принимать любую форму по желанию, эти уникальные существа, которые сами себя называли торги, в совершенстве владели телепатией. Все клетки их тела могли делать все — мыслить, двигаться, переваривать пищу, видоизменяться. Даже потеряв девяносто процентов своей массы, симбионты могли без большого ущерба для своей работоспособности самовосстанавливаться. Торги давным-давно овладели и методами защиты собственного сознания от постороннего мысленного зондирования и согласовали между собой правила телепатического поведения для регулирования отношений внутри своего вида. Правила были довольно строгими, поэтому в большинстве случаев торги чувствовали себя более комфортно в отношениях с представителями другого вида (как были у Уэбли с Ганнибалом Форчуном и у Ронел с Луизой Литтл), чем в отношениях с себе подобными.