– Им больше негде жить, это сироты. Тыхе я подобрал на улице. Она была завернута в тряпицу и брошена возле трактира на базаре. Я бы прошел и не заметил, если бы она не стала плакать. Ей было не больше двух месяцев… Я ее не смог отдать в приют, очень стало жалко. Сам выходил, решил и воспитать сам. Потом и других девочек нашел также. А женщина, которую ты принял за мою жену, – Иннян, как раз была женой Вана. А когда он погиб, она сильно переживала, заболела даже. Я ей помог, а потом она стала помогать мне с моими сиротками. Так мы все вместе и живем.
– Вот это да! – Ремизов был удивлен. – Ты человек широкой души, Хван. А поначалу мне казалось, что ты скорее… как бы выразиться поизящнее? Ты больше похож на преступника, чем на святошу. В любом случае, Хван, ты просто человек-загадка.
– Загадок в Китае также много, как и людей. Ты увлекся разговором. Ешь, друг мой, и налей себе из кувшина.
Долго просить его не пришлось. Он, с большим удовольствием вдыхая запах жареной баранины, налил себе и Хвану ароматной китайской водки байцзю и выпил вместе с хозяином. Тушенная в овощах баранина с большим количеством острых специй и приправ приятно пощипывала язык.
– Самое время продолжить твой рассказ. Мне не терпится узнать твою версию истории терракотового списка, о которой тебе поведал твой названный брат Ван, – сказал Ремизов, заметив, что в обществе Хвана чувствует себя много комфортнее, чем в присутствии Кацебо.
– Не хочу тебя разочаровывать, Павел Петрович, но русскому человеку многое будет непонятно в ней.
– История – это наука, которая не имеет национальности. Ей все равно, какой у кого разрез глаз и цвет кожи. Если так долго люди искали, ищут и будут искать впредь этот список, уже неважно, человек какой национальности его отыщет.
– Нет, важно. Этим человеком обязательно должен быть китаец, поскольку тайна списка, возможно, приведет к великому открытию.
– Как же, как же! Я забыл про порох, бумагу и шелк, – попытался пошутить Ремизов, но Хвану шутка не понравилась. Он встал, подошел к одному из столиков, выдвинул ящик и достал небольшой мешочек. Затем поставил перед Ремизовым плоское блюдо. Развязав мешочек, он высыпал его содержимое на тарелку.
– Что это? Золото? – Ремизов наклонился над переливающейся горкой мельчайшего золотого песка.
Хван загадочно кивнул.
– Никогда не видел ничего подобного. – Павел Петрович наклонился над горкой так низко, что несколько песчинок, подобно муке, разлетелись от его дыхания в стороны и стали медленно оседать на поверхность стола.
– Но почему золото такое легкое? – удивленно посмотрел на Хвана Павел Петрович. – Это не песок, это просто мука золотая, да и только.
– Это китайское золото, – загадочно констатировал Хван.
– Еще одно из чудес света? Это, скорее всего, подделка. Я прав, Хван?
– Нет, не прав, – уже серьезно продолжил старик. – Это «китайское золото», полученное в лаборатории.
– Понятно… Без алхимии здесь не обошлось. Я читал о том, что китайские алхимики полагали, что все металлы представляют собой как бы «несозревшее» золото, которое дозревает в недрах земли тысячи лет, а алхимия способна на то, чтобы ускорить этот процесс в десятки раз. Это золото как раз продукт подобных опытов?
– Ты спросил меня о списке Чжана, я тебе ответил.
– Это значит, что в списке Чжана содержится рецепт получения китайского золота?
– Нет, список Чжана – это не что иное, как зашифрованное описание пути, по которому можно найти ту самую лабораторию, где хранится такое золото… Его там очень-очень много, потому так много людей хотят ее найти.
– Но я сильно сомневаюсь, что профессору Немытевскому так уж хотелось найти пещеру, забитую до потолка золотым порошком. Мне кажется, он искал что-то другое и, возможно, даже нашел бы, если не умер внезапно… Нет, Хван, профессор не стал бы всю свою жизнь искать какой-то золотой склад, он ведь не кладоискатель, а ученый, исследователь.
– Ты не уловил сути поиска… Китайские алхимики создавали не просто золотой порошок, а «эликсир бессмертия». Цель их работы была как раз зашифрована в древнем трактате «Дхармапады», где говорилось, что золото надо приготовить так, чтобы, съев его, человек мог стать бессмертным. Даже великий китайский поэт Цао Чжи написал об этом: