Меж тем, Зотов, осмелев, подошел к столу, увидел карту. С четверть минуты рассматривал ее, потом ткнул пальцем.
— Вот тут…
— Что тут? — не сразу понял Ланге.
— Вот тут он и разбился…
Ланге посмотрел внимательней — карьер был чуть в сторону от города.
— Хм… А что он тут делал? Если он ехал в комендатуру, он должен был выехать на Забодайское шоссе…
— Он, наверное, хотел объехать город по мартемьяновскому тракту… Тогда б он подъехал бы к вокзалу, по Спартака бы поднялся к комендатуре… Я могу идти?..
Ланге задумчиво кивнул, но когда Зотов был у двери, остановил его:
— Постой… Иди сюда…
И уже в третий раз стал перечислять станции, полустанки. На этот раз вслух, чуть не после каждого пункта спрашивая у Зотова:
— Правильно?
Тот неизменно кивал. Закончив перечислять, Ланге спросил:
— Так что, все правильно?..
— Правильно-то правильно, только вот вы один съезд пропустили. Дайте-ка перышко.
Поставив кляксу, Зотов разделил путь между Руднево и Бутовкой почти пополам, а от этой точки провел почти прямую линию к морю.
— Вот где-то так. Прямо к рыбоконсервному заводу.
— А почему этого пути нет на карте? Почему нет рыбоконсервного? — удивился Ланге.
— Дак его не успели достроить…
— Кого? Ветку? Так чего ты мне голову морочишь?
— Нет. Не достроили рыбоконсервный завод. А путь там чуть не до моря.
— Gotterdamming! Нет, мы точно проиграем войну… Это страна скрытых возможностей!
Ланге порылся в карманах и достал купюру в десять марок, сунул ее Зотову:
— На вот, помяни Бойко…
Размахивая картой как флагом, он спустился вниз. Его душа ликовала — он почти сам распутал эту комбинацию… Безусловно, этот случай должен стать изюминкой его статьи.
В зале комендатуры он уже уверено раздавал полиции приказы:
— Перерезать дороги здесь, здесь и вот здесь… Особо обратить внимание на направления на Столбовую, на Мартемьяново… И на Миронов. Вероятно, они захотят укрыться в больших городах. У них два часа гандикапа, но, по всей видимости, они как раз потратили их на перегрузку ценностей.
Погоня — фаза вторая
И, действительно, в ту же минуту, когда Зотов указал на ветку, не обозначенную на карте, на платформе недостроенного завода закончили разгрузку вагона.
Работали споро, без понуканий, без отлыниваний, без командиров. Даже Костя-оружейник, обычно выпячивающий свою инвалидность старался работать на равне со всеми.
Говорили мало — берегли силы, дыхание. Даже на перекур не остановились. Время не ждало.
Когда перегрузка была закончена, и воры готовились отбыть, на дороге к рыбзаводу появился человек. Шел он быстрым шагом, одной рукой сжимал ремень карабина, переброшенного через плечо, вторую держал у лица. По руке сочилась кровь.
Первым его увидел Щипа, поставленный в охрану. Этого человека он не знал.
Щипа вышел к нему навстречу, надеясь, что прохожего удастся завернуть или хотя бы задержать.
— Куда идешь, мил-человек?
— Прямо.
— Прямо нельзя. Можно в стороны.
— Нет, мне надо обязательно прямо.
— Чего надо?..
— Ты Серегу позови.
— Какого Серегу? Не знаю я никаких Серег…
— Не свисти! Колесника крикни?..
Но звать никого не пришлось — Колесник как раз шел снять пост.
— Владимир Андреич?.. Вот уж кого не ожидал… А где ваш немецкий друг?
— Думаю, скоро подъедет. Но я к вам помимо него, можно сказать, с частным визитом.
— Желаете поговорить? С глазу на глаз? Мы право-слово спешим…
— Зачем с глазу на глаз — пусть все слушают. А то пойдет слух, что "Колесо" с ментом шепчется.
Вор насторожился.
— Это не займет много времени, — продолжил Бойко, — тем более, выслушать меня — в ваших же интересах. Говорить буду я. Потому как на допросах мне бы пришлось больше слушать.
Втроем прошли вдоль вагонов. Возле локомотива их ждали еще пятеро. Никто из них еще не успел переодеться и предстали перед Бойко в форме солдат СС.
— Ба! Женька! Козя! Назар! Кого я вижу! — поздоровался Бойко. — А вы меня, гляжу, не рады видеть… Жаль… Насильно ведь мил не будешь.
— Эт точно, — буркнул Костя-оружейник.
Бойко это не смутило:
— Довольно хитрое ограбление. Я, знаете ли, горд собой — я смог его распутать. Некоторые детали мне не до конца ясны, но это мелочи. Рассказать, как вы это сделали?..
— Мы вообще-то это и сами знаем, — зло заметил Либин, — получше некоторых.