Метров через тридцать поднялся на четвереньки, еще через десяток метров побежал. Ему будто стреляли вслед, но каким-то чудом он уходил…
Он свалился в то же пулеметное гнездо, в котором был при наступлении. Затем поднялся, осмотрел поле боя: немцы еще стреляли, но, скорей, для порядка. Вроде бы в контратаку они не шли, и, возможно, будут рыхлить землю минометами до утра, и лишь потом вернутся на передний край.
— Такие дела, братишка, — прошептал старшина убитому немцу.
Батальон боевую задачу не выполнил. И то, что майора убили, это, вероятно, лучше для него. Может, под трибунал бы не отдали, но крови бы попили. А вот его, старшину, возможно, пристрелит политрук прямо в окопе, объявив его бежавшим с поля боя.[1]
— Да, политрук наш еще та скотина… — сказал старшина все тому же немцу.
Немец остался безучастным. Сапогом старшина тронул щеку убитого — так и есть, сломал ему шею. Хороший удар — ничего не скажешь…
Вдруг кто-то застонал.
Старшина сперва подумал, что это немец-пулеметчик, в которого майор всадил штык. Попытался добраться до первого номера, чтоб добить и его, но оказалось — майор жив.
Старшина стащил его в гнездо. Майор был без сознания. Выглядел он препаршиво: гимнастерка почернела от крови, на губах проступила пена. Ран было как минимум пять. Пять жестоких, сквозных отверстий. Иногда человеку хватало и одного, чтоб отправиться на встречу с предками. А этот был жив. Все еще жив…
— Ну что с тобой делать?
Старшина разорвал свой санитарный пакет и запихал его под гимнастерку. Пакет майора тоже вскрыл и затолкал его тому за спину. Конечно, не перевязка, но сойдет.
Он осмотрелся еще раз: бой почти затих.
Конечно, ожидать утреннего появления немцев резону не было. Идти к своим? А как же политрук?..
А что если захватить майора? Он все равно не жилец, но это, конечно, меняло дело: получалось, что он вынесет командира из-под огня. Ну, или тело командира. Опять же — если немцы начнут стрелять, раненый прикроет ему спину…
Майор был не так уж и тяжел, страх гнал старшину, толкал его в спину, и совсем скоро он был в своем окопе.
Там его уже встречали. Пистолет политрука был в кобуре, но кобура оставалась расстегнутой, было видно рукоять револьвера. «Наган» — оружие в бою так себе, немногим лучше кастета. А вот пустить пулю в лоб ближнему — ничего, сойдет…
— Кого это ты прешь? — спросил политрук.
— Это товарищ майор… Командир батальона… — ответил старшина, пытаясь отдышаться.
Старшина свалил раненого на бруствер. Стал глотать воздух, словно только вынырнул с многометровой глубины. Будто бы стал начинаться дождик. Или старшина его раньше не замечал?
— Зря нес, — заметил политрук. — Он, вероятно, не жилец…
— Он — герой, — стал защищать свою ношу старшина. — Сам подавил пулеметный расчет, закрыл амбразуру своей грудью…
О том, что второго номера пулеметного расчета он сбил сам, старшина отчего-то умолчал.
— Что там происходит? — кивнул политрук в сторону немецких позиций.
— Попали под обстрел минометов. Прыгающие мины… Мины-лягушки.
— Что за чушь? — удивился политрук. — Мины не могут прыгать. Они что, резиновые?..
А ты сходи, посмотри, — подумал старшина и чуть не ляпнул этого вслух. Но тут в разговор вмешался майор, сделал это единственным возможным для него способом — по грязи начал сползать в окоп.
— Ладно, тащи в госпиталь. Может, еще успеешь живым донести…
— Дайте кого-то в помощь!
— Да ты что! Санитаров всех убило, а у меня каждый штык на счету! А если немцы в контратаку пойдут.
А, действительно, вдруг пойдут? — подумал старшина…
И понес майора дальше, по переходам. Где-то за его спиной все еще ухали минометы. Но звук был далекий и глухой. Он уже не пугал, а, наоборот, успокаивал: смерть осталась позади…
А раненый хрипел на плече. По бушлату текла кровь, она мешалась с дождевой водой и лилась на землю. Старшина и представить не мог, что в одном человеке столько крови.
— Да когда же ты сдохнешь, — бурчал он раненому. — Мне что, больше таскать нечего.
Но когда он откинул полог санитарной палатки, раненый был все еще жив. В уголке врач попивал чаек.
— Принимайте дохлятину…
— Вали на стол… — ответил врач, допивая одним глотком чай.
Старшина свалил груз с плеч.
— Осторожней! — окликнул его доктор. — Не дрова ведь. Живой человек.
— Я его уже хрен знает, сколько на себе тащу…
Врач подошел к столу, одним жестом взрезал рубашку.