— Прошу прощения, сеньорита.
«Сеньорита»! Значит, она не ошиблась, он действительно испанец. И очень красивый испанец…
Он ушел, а Жанна все еще видела словно наяву его темные выразительные глаза, точеный нос с трепещущими ноздрями, твердый подбородок. Лицо было чуть жестоким и страстным. Ему бы немного доброты — и оно станет лицом красивого, образованного, утонченного человека.
Он почему-то напомнил Жанне пантеру в клетке.
Стоп, хватит прохлаждаться, выдумывая всякую чепуху о незнакомце! Милдред вот-вот пробудится от полуденного сна, бодрая и полная энергии. У писательницы было чрезвычайно живое воображение, а юг Франции подал ей идеи для нового романа, о котором уже грезили ее почитательницы. За завтраком она объявила, что Жанна должна быть готова к большой работе и надеяться, будто ей удастся расслабиться на море, нечего.
Она процедила все это так высокомерно, словно Жанна была, как рабыня, прикована цепями к пишущей машинке, эдакому монстру кремового цвета, а заодно и диктофону такого же оттенка. У Милдред был хорошо поставленный голос актрисы, и она обожала надиктовывать свои сентиментальные романы, обеспечившие ей негласный титул Королевы эмоций.
В жизни Милдред Нойс была абсолютно неэмоциональна, ее оживляло лишь присутствие красивых мужчин. Интересно, она уже заметила высокого испанца? Он ведь словно сошел со страниц одного из ее шедевров.
Всю следующую неделю Жанне и вздохнуть-то было некогда. Она теперь вставала на рассвете и отправлялась прогуляться на пляж, пока все остальные постояльцы отеля, включая Милдред, еще крепко спали. Другой возможности отдохнуть не было: когда Жанна не сидела за машинкой или не ходила на почту, она причесывала свою хозяйку, массировала ей ноги или втирала крем в морщины крупного, некогда по-своему привлекательного лица ее величества.
Милдред до сих пор выглядела шикарно, особенно когда была уже готова для похода в казино или прогулки на яхте богатых друзей. Она любила яркие кричащие тона и считала, что Жанна выглядит простушкой в своем светлом платьице или в вельветовых брюках и белой блузке.
Как-то раз за обедом Жанну по ошибке приняли за родственницу Милдред и тоже пригласили на яхту.
— Это моя секретарша, — резко сказала Милдред, и теперь Жанна ела отдельно, в то время как Милдред вкушала в компании друзей и поклонников.
Нельзя сказать, чтобы Жанну это очень огорчило. Сидеть одной было даже приятно — можно спокойно смотреть в окно или развлекать себя догадками, вспоминая красавца испанца и его прелестную спутницу.
Странно, что эта парочка не появляется в ресторане. Жанна стала относиться к окружающим почти с таким же любопытством, как Милдред, и полюбила придумывать разные истории про всех, кого видела. Ее очень заинтриговало, почему суровый испанец довел ту привлекательную женщину до слез. Она слышала, что любовь причиняет боль. А еще странно, что он чуть не остолбенел, увидев Жанну. Его темные глаза так расширились… Он казался выходцем из гордой аристократической семьи, привыкшим повелевать. Мужчиной, который всегда добивается того, что хочет. Мужчиной, которому плевать, если из-за него рыдает женщина.
Никто никогда не занимал мысли Жанны так, как этот загадочный незнакомец. В Лондоне она пыталась встречаться с молодыми людьми. Но сверстники казались ей примитивными, этим парням нравилось только танцевать под громкую музыку да целоваться в последнем ряду кинозала, вот и все интересы. Они раздражали ее, и, как правило, на следующее свидание девушка уже не соглашалась.
Так что пока не знавшая любви сирота лелеяла в душе тайное желание. Если она влюбится, то влюбится в настоящего мужчину, который будет говорить ей удивительные прекрасные слова и заставит почувствовать себя желанной.
Ранним воскресным утром после тяжелой рабочей недели Жанна решила прогуляться по пляжу — там, где море казалось особенно синим и ласковым. Никого не было, кроме нескольких рыболовов, на лазурной воде тут и там краснели поплавки их сетей. От маленьких лодок исходил солоноватый запах рыбы, а выброшенные на берег водоросли пахли йодом.
Утро выдалось великолепным, и было так славно чувствовать себя молодой и полной жизни, так приятно гулять одной, слушая, как поскрипывает под ногами песок и пронзительно кричат снующие над морем чайки.
Ей до смерти надоело слышать свое имя из уст Милдред. Чем дальше они оказывались от Англии, тем грубее и требовательнее становилась писательница. Она, похоже, твердо уверовала, что за десять фунтов в неделю приобрела рабыню.