Ганс не видел подобных битв за всю гражданскую войну, а вот за войну против СКГ и НРИ он подобного навидался с избытком. Истребление уродов, иных, по сути отличающихся от «чистых» иным мировоззрением и иной землей за которую нужно бороться с такими уродами. Одни сжали рабочих, крепостных и крестьян в тиски и не дают им выбраться из болота нищеты и не образованности. Царь жирует на их несчастье, ибо он избалованный кретин из рода «упырей». Другие наоборот выбрали в качестве правителей разных «быдло» и «упырей», запугавших тех же рабочих и крестьян оружием и расстрелами. Бывшие бандиты, дорвавшиеся до власти, жируют на несчастье простого люда.
А где-то ведь ещё хуже. Где-то во власти сидят еретики, что пропагандируют своему народу ложные ценности, ложной веры. И ведь эти ублюдки считают точно так же об остальных.
А в другом месте… В нём так и вовсе власть принадлежит лягушатникам.
Ну как можно в подобном мире не воевать. Его же переполняют уроды, еретики, буржуи и коммуняки. Да и войны здесь мало. Этот мир сформировался таким невообразимым образом, что в нём невозможно ничто кроме истребления. И вот уродство и не правильность этого мира наконец начало добивать, разрушать его. Раковая опухоль, которую никто не лечил стала слишком велика и её уже слишком поздно удалять.
Ганс вошёл в кабинет с изрешечённой дверью. Из комнаты в коридор дул сильный ветер несущий снег.
В кабинете было разбито окно, на полу лежало два трупа и один на столе. Пуль на них не жалели. Интересно куда подевались убийцы? Куда подевались все живые? Они должны были остаться. Хотя бы один. Может и остался сначала, а потом свалил с этого кладбища.
Ганс обыскал трупы. Ничего интересного у них не было. Было интересное под трупом лежащем на столе. Журнал заляпанный замёрзшей кровью.
Ганс раскрыл его осторожно. Почерк у хозяина журнала был кривой и не особо понятливый. Несмотря на это Ганс нашёл нужный период, а именно последний месяц:
«17 ноября.
В крепости не спокойно. Бойцы требуют повышения пайков и отправления небольшого отряда на разведку. Я категорически отказался повышать пайки. С разведкой же я решил повременить до наступления холодов. Пришлось наказать десяток человек кнутом. Пять человек сбежали из крепости ночью.»
Дальше было лишь нытьё и никакой полезной информации, поэтому Ганс пропустил последующие десять дней:
«27 ноября.
Температура понизилась до -15 градусов за пару дней. Начался резкий листопад. Начался сильнейший снегопад. Я не смог больше сдерживать солдат и собрал-таки группу разведки.
29 ноября.
Эти олухи, придурки раскрыли себя и прибежали сюда. Ничтожество. Теперь по их следам к нам придут люди. Целая армия.
30 ноября.
Как я и говорил к нам пришли люди. Толпа голодных людей. Слава богам многие из них гражданские. С ними мы как-нибудь разберёмся.
1 декабря.
Мы перестреляли всех. Не всех вернее. Паре десятков удалось удрать. Вся поляна завалена трупами. Эти сукины дети собирались уйти к имперцам, но мы им показали, чего стоит предательство.
2 декабря.
Лично расстрелял шестерых солдат за неравнодушие к предателям. Один салага заявил, что я с ума сошёл. За эти слова я пристрелил его словно собаку.
5 декабря.
На нас напали. Рота солдат. Обстреливали нас гранатомётами, но не долго. Мы их быстро приструнили. Две восточные башни и восточные ворота. Есть лишь материалы на починку ворот.»
Дальше записей не было. Видимо на крепость напали ещё раз очень большими силами.
В кабинет вошёл пухлый солдат.
— Господин штандартенфюрер, было обнаружено, что склады данной крепости пусты. Так же в одном из коридоров был уничтожен волк.
Ганс выбросил журнал в окно.
— Хреново. Значит придётся затянуть пояса, и закрепиться здесь на время. Передай это всем солдат.
— Да господин офицер. — Солдат убежал.
Ганс подошёл к разбитому окну и посмотрел вниз. Там копошились его солдаты. Копались в снаряжении умерших и радовались от каждого найденного патрона. Патроны в этой умершей державе становятся дороже золота.
Два бойца вытащили из узких помещений свежий труп волка. Все были рады. Волки хоть и не очень вкусные, но зато мясистые.
Карета с Вадимом въехала во внутренний двор скрепя и покачиваясь.
— Эй! Отнесите командующего в больничные палаты крепости! — Волевым голосом крикнул Ганс.
Сразу десяток солдат ломанулось вытаскивать Вадима из кареты.
***
Вадима положили на чистую койку. Какой же она была холодной.
Принесли печку буржуйку и много одеял. Разные охладевшие тела унесли.
— Спите мой фюрер. Вам необходим сон. — Сказал доктор, заставил Вадима проглотить таблетку и ушёл.
Без таблетки Вадиму было бы сложно заснуть. Раны до сих пор болели и иногда даже мешали безболезненно передвигаться.
— Боль, слабость, смертность… Как же мне иногда жаль людей за это. — Сказал женский голос.
Вадим открыл глаза и тут же сел. Помещение изменилось. Не просто изменилось, оно исчезло, а на его месте появилось нечто другое. Небольшая бесформенная комната с торчащими из стен корнями из которых сочилась мерзкая слизь.
Внезапно в трёх метрах от уже запачканной слизью кровати загорелась свеча. Её свет разогнал тьму и открыл взору Вадима нечто ужасное. Или нет? Вадим пригляделся и понял, что перед ним стоит обычная старуха. Невысокая, сгорбленная, седая, пожухлая, с морщинами словно на древесной коре и крючковатым носом. Да, бабка была древней. Типичная старческая одежда у неё вся была цвета грязи.
Но самой интересной её частью были глаза. Яркие, зелёные и сверкающие словно драгоценные камни глазищи. Таких у старух не бывает. Подобные глаза украшают прекрасные лица сказочных принцесс.
— Не бойся. Молодёжь нынче такая пугливая пошла. Не то что раньше. — Сказала старуха приятным старческим голосом и начала подходить медленно сильно хромая.
— К…к… кто вы? — Спросил Вадим. Его ошеломляла вся эта ситуация.
— Для тебя просто бабушка. — Старуха села рядышком на покрытую слизью табуретку. На саму старуху и на Вадима слизь не капала.
— Что вам нужно? — Опять спросил Вадим.
— То же что и тебе мальчик мой. — Старуха широко улыбнулась и поставила свечку на столик. — Поэтому я к тебе и обратилась. Нам обоим нужен мальчик. Определённый мальчик. Зеленоглазка. Лесогон.
— Я и на слове «мальчик» понял о ком вы говорите.
— Не груби. Лучше послушай. Я предлагаю тебе сделку. Ты приводишь мне мальчика, а я даю тебе достаточно силы, чтобы исполнить все твои мечты.
— Вы…
— Моей госпоже хватит сил сделать это. У Чертовщины огромное могущество.
— Так что же она, или вы не можете поймать мальчика?
— Я стара, а Чертовщина не материальна в каком-то смысле, да и охраняют мальчика хорошо. Тебе это собственно известно.
— Да. И я не хочу быть калекой. Я хочу быть властителем своих земель.
— Всех земель.
— Всех земель… Я согласен. — В глазах Вадима помутилось.
***
Проснулся Вадим с целью. Он знал где мальчишка сейчас и куда собирался направляться.
Вадим встал с кровати и крикнул:
— Бойцы!
В помещение вбежали два солдата.
— Вам что-то нужно мой фюрер? — Спросил один из солдат.
— Позовите оберштурмфюрер Карла Райса и найдите мне нормальную одежду. И ещё сделайте это всё в тайне от моего дяди.
— Да мой фюрер.
***
— Вы звали мой фюрер? — в больничную палату вошёл офицер являющейся доверенным лицом Вадима, а также его ровесником.
— Хватит этой нудятины. Давай говорить, как люди. Садись.
Вадим уже поставил возле своей кровати удобный стол и положил на него карту.
Приоделся Вадим в простенькую одежду. На нём был коричневый свитер, заштопанные пару раз военные штаны и поношенные ботинки.