майку, волосы убраны в хвост. Наверное, мама принесла ей
пижаму ещё вчера.
- Короче, есть охота жутко, а в больнице не еда, а
прикормка, честное слово, - жалуется Ирка, лёжа на
кровати и болтая ногами в воздухе. - Ты принесла мне чего-нибудь вкусненького?
Я встаю со стула, стоящего у её кровати, подхожу
к столу у стены и ставлю на него пакет.
- Я принесла тебе сырный суп, как ты любишь, белый
хлеб, чай с бергамотом и песочное печенье.
- Леонова, я тебя обожаю.
Я выкладываю на стол полиэтиленовый пакет с заранее
нарезанным хлебом, контейнер с супом завёрнутую в
салфетку ложку, термос с чаем и поднос. Открываю термос,
наливаю в его крышку чай, снимаю крышку с контейнера,
разворачиваю ложу, ставлю всё это на поднос и отношу
Ире. Та садится на кровати, опёршись спиной о подушки,
и налетает на суп.
- Чай с сахаром? - деловито интересуется она с
полным ртом
- Да.
- Сколько?
- Две большие ложки на термос.
Она кивает и продолжает есть.
- Фролова, только много не ешь.
Она вновь кивает. Быстро расправляется с супом и
печеньем с чаем и, довольная, вновь ложится на кровать.
- Как там родители? - спрашиваю.
- Сказала им больше никогда ко мне не приходить, но
они же припрутся, чёрт бы их побрал, - ворчит Ира.
- Ты к ним слишком строга.
- Это я ещё добрая, поверь.
Тут у Ирки звонит телефон. Она берёт трубку,
хмурится, затем усмехается, кивает и протягивает мне
мобильный:
- Тебя.
Я тоже хмурюсь и отвечаю.
Художник.
Чёрт. Побери. Когда я решила больше не общаться с
Володей, я была уверена, что моя сила воли это позволит,
потому что, ну, я раньше всегда могла отказаться от чего-
либо. Даже если это что-то, чего мне очень хотелось. Я
вроде как кремень. А тут Володя позвонил, я растаяла,
практически по палате растеклась, рассказала, где я, и ещё
в конце добавила «Жду».
Ира смотрит на меня насмешливо. Приподнимает бровь
и спрашивает:
- А как же «Мне пора перестать общаться с ним.
И вообще перестать вести себя, как героиня романов»?
Я вздыхаю, не зная, что ответить.
- Я… передумала.
Ирка неодобрительно качает головой. Я чувствую себя
паршиво, потому что не отвечаю за собственные слова.
Ещё мне неудобно из-за того, что моя подруга лежит в
больнице, а я срываюсь и иду непонятно куда только из
какого-то парня. Что я за человек-то такой?
- Ладно, беги уже к любви всей своей жизни, -
вздыхает Ира. - Но помни, что тебя это ни к чему
хорошему не приведёт.
Я вскакиваю со стула и подлетаю к двери, когда та
резко открывается, чуть не сбив меня с ног. В палату
заходит Биолог.
- Уходи, я плохо выгляжу! - недовольно вопит Ира.
Биолог только усмехается, а я закатываю глаза.
- Блин, Кирилл Алексеевич, тебе вообще опасно здесь
находится, - ворчу я. - А если кто-нибудь что-то
заподозрит?
- Слушай, Леонова, я и так два дня ждал. Я же
волновался!
- Нормально всё с твоей Ирой. Живая, здоровая и вон,
бодрая, как всегда.
Биолог подходит к Ирке, та подрывается с кровати, и
они начинают целоваться. Я снова закатываю глаза и
выхожу из палаты. Практически сталкиваюсь с Игоревой.
- Привет, - улыбается она. - Я тут Ирку решила
проведать. Сказали, она вроде отравилась.
- Э-э-э, она спит, - лепечу я, удивляясь, почему я,
всегда такая способная в плане лжи, вдруг теряюсь.
- Да ладно, я же только что слышала, как вы раз-
говаривали.
- Ну-у, да. А потом она сказала, что хочет спать, и
я сказала, что зайду завтра.
- Ну ладно, я тогда попозже зайду, - пожимает плечами
Нина. - Пойдём?
Я киваю, и мы направляемся к выходу из больницы.
Я лежу на кровати Художника и курю, пока он рисует
с меня портрет. Очередной.
- Серьёзно, довольно-таки заурядная жизнь, ничего
особенного, - рассказывает Художник, затягиваясь сигаретой
и водя карандашу по листу на мольберте.
- Заурядная жизнь? - удивляюсь я и начинаю
перечислять: - Двадцать два года. Сын охренительно богатых
родителей. При этом: живёт в доме на колёсах на сущие
гроши, которые зарабатывает в парках, рисуя портреты
людей, и периодически берёт денег у брата. Ни черта тут
заурядного.
Володя усмехается.
- Хочешь узнать, как я докатился до такой жизни? -
насмешливо интересуется он.
- Ну, было бы неплохо.
Он неожиданно прерывается, кладёт карандаш в
подставку мольберта, садится рядом на кровать, откидывается
спиной на стену и философски так начинает:
- ЕГЭ сдал без троек, но то больше заслуга зубрёжки
и шпор. В университет я поступил с большим трудом.
Учился тоже спустя рукава. Вообще всегда был раздолбаем
ещё тем. Так я ни черта и не делал, бухал, гулял,
развлекался, пока не осознал, что вот-вот сессия, а я ни
хрена не знаю. У нас в группе была девчонка. Маша.
Машенька… - он произнёс это с щемящей тоской и нежностью, но потом невозмутимо добавил: - Её все так
называли. Маша была лучшей в группе. Училась прилежно,
никогда не пропускала пары. Ну я и обратился к ней за
помощью, чтоб она подтянула меня перед экзаменом. Так
мы с Машей и подружились. А потом закрутилось, и…
Я сглатываю.
- А что случилось потом?
- Потом… Я уже говорил, я был ещё тем раздолбаем.
Пил всё время. Вечеринки, попойки… Маша, разумеется,
была против, она вообще всегда была до жути правильной.
Так два года прошло. Ну, вот в очередной раз, когда я
набухался, мы с ней крупно поругались и она ушла. Как
оказалось, навсегда.
Я резко сажусь на кровати и смотрю на него.
- И… вы расстались? - шепчу я.
- Да. Расстались.
- А… из университета ты почему ушёл?
- Не мог её видеть, вот и ушёл. Из-за этого с отцом
поругался, из дома ушёл… Глупо всё получилось, я же…
любил её.
Я, с трудом проговаривая слова не слушающимся
голосом, спрашиваю:
- А сейчас любишь?
- Не знаю. Может, и люблю.
Мне захотелось завыть от отчаяния. Не просто
поплакать, поистерить. А завыть, как раненое животное.
- Почему же ты не попытался помириться с ней? -
хрипло спрашиваю я.
- Да гордый был. Дурак.
Маме пришлось сказать, что я слишком долго
засиделась у Ирки. К счастью, она поехала к кому-то в
гости, поэтому я спокойно пошла к Олегу.
Открыв дверь, она ни слова не сказала, сложила руки
на груди, привалившись к дверному косяку, и выжидательно
уставилась на меня.
- Твой муж дома? - спрашиваю.
Белла неодобрительно поджимает губы.
- Последнее время меня немного настораживает твой
странный интерес к братьям этого семейства. В особенности,
к старшему.
Я вздыхаю. Опять она не о том думает.
- Так что?
- Он ещё на работе. Где-то через полчаса будет.
- Разрешишь войти?
Белла кивает и освобождает для меня дверной проём.
Трёхкомнатная квартира, выполненная в бежевых тёмно- и
светло- коричневых тонах представляет собой… Ну я не
знаю. Одни из тех зализанных, стерильных дорогущих
хоромов, которые вы имели возможность лицезреть в
глянцевых журналах или передачах про дома звёзд.
Мы с Беллой заходим на кухню. Ну надо же, тоже
бежевая! Все будто помешались на этом цвете.
Я сажусь за большой круглый стол из тёмного дерева.
- Ну и что тебе надо на этот раз? - спрашивает она
и разливает по маленьким чашечкам чай.
Я нервно тереблю молнию своей коричневой кофты.
- Я тут недавно кое-что узнала… о Художнике. И мне
нужна помощь Олега.