чёртова мазохистка. Но небо снова просто небо, а асфальт
снова просто асфальт. А я - снова просто я. Раньше
любовь к Володе делала меня счастливой. Сейчас она
заставляет мучиться, отметая на второй план всё другое.
Но я справляюсь. Господи, да я ведь всегда справляюсь!
Никакой грусти. Никаких слёз или истерик. Никакой
депрессии. Видимо, мой странный организм реагирует на
стрессовые ситуации по-другому. На меня навалилась
привычная заторможенность. Всё как раньше. Безразличие,
отсутствие аппетита, бессонницы. Всё как два года тому
назад… И это даже не то, что было год назад, когда я
стала невольным свидетелем совокупления Макса и Леры.
Нет. Просто…
Словом, я вернулась.
Ирка заливисто смеётся, болтая о чём-то с Андреем.
наверное, ему её смех кажется приятным, но меня он
раздражает. Андрей смотрит на Иру преданно, влюблённо.
Мне хочется скривиться. Вместо этого я отворачиваюсь
от них и продолжаю доделывать домашнее задание по
физике. Верка залетает в класс, запыхавшаяся, с нежно-
розовым румянцем на щеках. Она падает на стул рядом
со мной и улыбается. Я коротко бросаю «привет».
Продолжаю писать. Вера что-то тараторит. Периодически
проскакивает «Макс». Я не слушаю. Пишу. Поднимаю
голову. Встречаюсь взглядами с Максом. Снова опускаю
голову. Ощущаю привычное безразличие. Оно опутывающее,
словно кокон, замораживающее не только морально, но и
физически, топящее меня в серой безнадёге собственной
бесчувственности и равнодушии ко всему и вся.
Ирка подходит ко мне, садится рядом. Я оглядываюсь.
Вера сидит на парте Макса. Они о чём-то оживлённо
переговариваются. Я и не заметила, как она ушла.
- Совсем плохо? - спрашивает Ира.
Я непонимающе хмурюсь. О чём она?
- Я имею в виду… Ты, Володя… - она осекается. -
Анька, ты вообще живая?
- Я о нём и не думаю, - отвечаю. Мой голос
бездушный, лишённый эмоций, будто голос робота.
Это не совсем правда. Я думаю о Володе. Но так
отстранённо, будто он за тысячу километров, а я его
никогда прежде не знала.
- Аня… - она вновь замолкает, словно не может
подобрать нужных слов. - Ты обдолбалась, что ли?
Я знаю, что она пытается разрядить обстановку, при-
вести меня в чувство, но у неё не получится. Я - это
снова я, и ей придётся привыкать ко мне прежней. Заново.
После первого урока ко мне подходит Нина Игорева.
- Пойдём покурим.
Я киваю. Выходим на улицу, заходим за школу.
- Ну, как дела вообще? - небрежно спрашивает.
Я знаю, что она не испытывает неловкости, не
пытается выведать что-либо нелепой попыткой начать
вымученный разговор. Просто спрашивает.
- Никак, - пожимаю плечами.
- Уже неделю ходишь, как убитая.
- Не высыпаюсь.
Тут Игорева резко бросает сигарету, затаптывает.
- Это что ещё такое? - восклицает женский голос. Я
оборачиваюсь. Литераторша стоит перед нами с видом
«какого, мать вашу, хрена?». Я молча смотрю на неё.
Затягиваюсь.
- Леонова, немедленно потуши сигарету!
Я снова затягиваюсь, поднимаю руку и тушу окурок
о запястье. Жжёт. Больно. Терпимо. Кожа плавится. Пахнет
горелой плотью. Неприятно. Один большой бледно-красный
круглый след и много более тусклых вокруг. Кожа пылает.
Больно. Очень.
У Ирины Максимовны вытягивается лицо. Я кидаю
бычок на асфальт и иду обратно в здание.
Биология. Ира сваливает в середине урока,
попросившись выйти. Через несколько секунд после её ухода
я чувствую запах гари. Не обращаю внимания. Затем
звучит сигнал пожарной тревоги. Народ тут же загалдел,
поднялся, начал двигаться к выходу. Выходим из класса. В
нос ударяет характерный запах горелого. Весь третий этаж
заволокло дымом. Мои глаза слезятся. Школьники паникуют.
Биолог ведёт всех к выходу, спокойно и громогласно
отдавая команды. Я вспоминаю об Ирке. Где она? Я не
видела её, когда вышла из класса. Я прячусь в хвосте
толпы, жду, когда все свалят, тщательно высматривая Иру,
затем бегу в туалет. Открываю дверь. Закашливаюсь. Глаза
тут же заволакивает пеленой слёз. Ни черта не вижу из-за
дыма. Закрываю лицо рукавом кофты. Осматриваюсь. Ирки
нет. Горит деревянная дверь кабинки. Шикарно. Несмотря
на то, что уверена, что Ирки тут нет, кричу:
- Фролова!
Огонь перекидывается на соседнюю кабинку. Чёрт… Я
выбегаю из туалета, плотно закрыв дверь. Бегу к лестнице
и сталкиваюсь с Кириллом Алексеевичем.
- Где Ира? - быстро спрашивает, явно нервничая.
- Не знаю! В туалете её нет.
- На улице тоже.
- Может, она на втором? - Я сбегаю по ступенькам,
Биолог за мной.
- Фролова! - воплю я.
Я быстро оглядываюсь. Грачёв бежит в коридор, что
прямо, я - направо. Никого нет. Весь второй этаж тоже в
дыму.
Ирка. Сидит около кабинета директора. Я сажусь рядом
с ней на корточки. Прикладываю руку к шее. Затем
подношу к носу. Пульс - есть. Дыхание - есть. Сознания -
нет.
- Кирилл Алексеевич! - кричу.
Грачёв подбегает к нам, хватает Ирку на руки и несёт
к выходу. Видимо, она надышалась дыма. Интересно, что
она вообще здесь делала? И откуда столько дыма здесь? Я
захожу в туалет. Та же картина. Подожжены кабинки. Я
захожусь в долгом приступе кашля. Закрываю рот и нос
рукой, стараясь не дышать, бегу к двери. Дверь не
открывается.
Что. За. Херня.
Я не помню, чтобы закрывала дверь. На втором этаже
она всегда закрывается слишком плотно, хрен откроешь. Я
пытаюсь выбить. Руками, ногами, всем телом. Кабинки
горят. Если это конец, я против. Только не здесь. Не в
том туалете, в котором покончила с собой Лиза Ефимова.
Только не сейчас. Я молодая, и у меня Художник.
Которому я не нужна, но всё же. Я отхожу от двери и,
разогнавшись, врезаюсь в неё. Ни черта. Задохнуться и
умереть? Сгореть заживо? Задохнуться и сгореть заживо?
Я подбегаю к окну, долго борюсь со шпингалетом, который
несколько лет не открывали и каждый год белили вместе
с рамой, открываю настежь окно. Свешиваюсь вниз,
урывками глотаю спасительный воздух. Снова кашляю.
Времени бороться с дверью нет. Я глубоко вздыхаю,
набираясь смелости, встаю на подоконник, осторожными
шагами пробираюсь к жестяной трубе. Если она не
выдержит, трындец придёт не только мне. Я хватаюсь
дрожащими руками за трубу и спрыгиваю, тут же
обхватывая её ногами. Тупая затея. Я кидаю быстрый
взгляд вниз. Ладно, всего лишь второй этаж. Я медленно
съезжаю по трубе, но услышав, как та натужно скрепит,
поддаваясь порыву, отпускаю её и в свободном, но
коротком падении, лечу на землю.
Приземляюсь на спину. Больно. Очень. Терпимо.
Надеюсь, не сломала позвоночник. Я осторожно поднимаюсь.
Отбила шейные, поясничные позвонки и копчик. Чёрт. Я
поднимаю голову и смотрю в окно туалета второго этажа.
Даже отсюда вижу всё разгорающееся пламя. Затем слышу
вой пожарной машины. Вовремя.
Бреду к главному входу. Здесь стоят все наши.
Некоторые учителя в панике. Пересчитывают детей и
мечутся из стороны в сторону. Интересно, моё отсутствие
вообще кто-нибудь заметил?
- Леонова!
Я оборачиваюсь. Арина Викторовна и Альберт
Николаевич стоят поодаль от меня. Я подхожу к ним.
Фирс стоит позади Викторовны, обнимая её руками.
Хм.
- Ты где была? - спрашивает Викторовна.
- Дверь в туалете опять заела, - пожимаю плечами я.
- Что ты вообще делала в туалете? - басит Фирсов.
- Да… долгая история. А что случилось-то? Поджог?