В комнате на столе горит свеча. Маленький огонек слегка трепещет, как будто танцует под тихую мелодию, разгоняя мягкие тени по углам. Тихо, уютно, спокойно. Забраться в кресло с ногами, закутаться в плед, взять в руки чашку с чаем, хоть немного согреться, унять дрожь. Но, похоже, сегодня это не суждено, а надо. Просто необходимо, иначе ничего не выйдет.
Вот уже две недели, с того самого момента, как мне вручили в деканате конверт с обратным адресом Дублинского университета, не могу прийти в себя. Все внутренности сжимаются в комок, от этого по спине пробегают мурашки. Я чувствую каждой клеточкой, как они потихоньку подбираются к голове, заставляют цепенеть все тело. На то, чтобы решиться вскрыть письмо, у меня ушел почти весь день. В содержании ответа я была полностью уверена, ещё один отрезок пути к заветной цели пройден. Осталось сделать последний шаг, самый тяжелый, почти невыполнимый – войти в комнату с кошмаром.
Я рано потеряла родителей, маму почти совсем не помню. А папа умер три года назад, на моих глазах. Из событий того жуткого дня я помню лишь крик, закладывающий уши, и мерзкое ощущение гибкого тела, обвивающего мои лодыжки. Официальная версия гласила – смерть в результате несчастного случая, произошедшего из-за халатности самого потерпевшего. С тех пор я живу со своим дядей, точнее существую, балансируя на грани безумия. С виду всё в порядке: обычная девчонка, каких миллионы, не яркая красавица, но и не серая мышка; подающая очень хорошие надежды студентка – информационные системы, программирование, отличное знание трех языков – английский, немецкий, польский; ни в чем предосудительном не замечена. Немного, конечно, отличается от остальных, тем, что, благодаря родителям имеет два гражданства, но сейчас этим редко кого удивишь. Никто из ближнего окружения не знает, что она посещает психотерапевта три раза в неделю, чтобы излечить душевные травмы. Да и нет его, собственно, этого близкого окружения. Так, знакомые, которых я стараюсь держать на расстоянии. Очень трудно подпустить кого-нибудь к себе, открыть душу, когда в ней живет тайна, которую знаем только дядя и я. Несчастный случай – выдумка, чтобы прикрыть человека, ставшего причиной смерти. Меня.
В доме профессора-герпетолога сделать это было просто. Достаточно всего лишь во время скандала разбить террариум и опрокинуть его остатки на пол. Живущий в нем всего несколько дней, напуганный и разозленный, арлекиновый аспид сам доведет все до конца одним укусом. По крайней мере, в таких красках описал произошедшее дядя, заверив, что пленку с видеокамеры кабинета папы кроме него не увидит никто. Но лишь в том случае, если я навсегда останусь жить с ним, как говорится, под бдительным присмотром. Деваться было некуда, и это условие пришлось принять. На время притвориться паинькой, чтобы обдумать и подготовить, пусть и позорное, но необходимое бегство. Да не верю я ни одному слову дражайшего родственника! Ни в то, что запись никогда не увидит свет, ни в то, что крыша родного дома – единственное место в мире, где мне не грозит опасность. И уж, конечно же, никогда не поверю в то, что причиной смерти папы стал «всплеск неконтролируемого гнева в ответ на родительский запрет». Как и в любой семье, у нас всякое бывало, и папа мог на меня накричать, и я могла ему нагрубить, высказав очередную обиду. А через пару часов мы всегда мирились. Но разбить террариум… Этого я не смогла бы. Да, на детях гениев природа отдыхает. Только у человека, с головой увлеченного змеями, могла родиться дочь, панически боящаяся одного их вида. Не то, что подойти поближе к стеклу, чтобы рассмотреть, книгу с иллюстрациями в руки противно! Теперь мне предстоит куда более худшее, чем прикоснуться к ненавистному существу.
Аспид до сих пор живет в, теперь уже бывшем, кабинете отца. Скольких бессонных ночей мне стоило одно только знание о его пребывании в доме. Малейший шорох приводил меня трепет, вдруг он выбрался наружу. Чтобы проползти в мою комнату, ему будет достаточно вентиляционного отверстия или любой другой щели. И комнату не обыщешь – надо встать, дойти до выключателя, а для этого надо опустить ноги на пол – а вдруг он уже там, свернулся на тапочках. Дядя далеко не дурак, держать подобную тварь в доме для красоты. Даже будучи уверенной, что лаборант из папиного университета по договоренности не только ухаживает за этим исчадьем, но и регулярно забирает яд, террариум – единственное место в доме, где я не посмею искать флешку с записью.
Свеча на столе все еще горит. Провожу рядом с ней ладонью, чуть сжимая пальцы, лаская пламя. Тепло мягко обволакивает руку, впитываясь в кожу. Тишина и спокойствие, а внутри меня всё клокочет. Уже скоро год, как дядю мучает бессонница, он стал принимать снотворное. Ничего, сегодня он будет спать крепче обычного, три таблетки в стакане любимого грейпфрутового сока вряд ли ему повредят. Но времени все равно не так уж и много. Еще пять минут, хорошенько обдумать, все ли готово для главного марш-броска.