Из пятидесяти долларов в неделю, которые мне платили, я умудрялся тратить только двадцать пять, а остальное откладывал. Все свои расходы я записывал в маленький блокнотик; я даже жвачку не покупал, потому что она стоила целых пять центов. Благодаря столь жесткой экономии мне удалось накопить на первый в моей жизни «Болекс» и на магнитофон. Бинго! У меня были камера и магнитофон, значит, можно делать кино!
Я тогда снимал комнату вместе с другим графиком-иллюстратором и писателем и, помимо прочего, делал дешевые развлекательные книжки для детей. Мы уже начали рисовать прямо на пленке, потому что засвеченные хвосты позитивов и ракорды можно было с легкостью набрать в чужих обрезках. По воскресеньям мы выходили в город снимать живое кино. Мы выглядывали наружу выяснить, какая погода, и потом, в зависимости от того, шел там снег или было солнечно, писали для себя коротенький сценарий, одевались как-нибудь особенно и затем снимали все это в качестве упражнения: на каждый такой фильм у нас уходил один трехминутный ролик пленки. Я не посещал никаких кинокурсов, так что ничего академического в моем подходе не было. Мною руководили чисто практический интерес и желание что-нибудь сделать. Единственная книга, которая у меня была, — «Чувство кино» Эйзенштейна[70], но в основном мы просто снимали тупые комедии в мультипликационной технике пиксиляции[71].
За четыре короткие недели, проведенные в киношколе, я встретил несколько человек, по-настоящему интересующихся кино. Но я и представить себе не мог, что могу хоть как-то приблизиться к крутым режиссерам того времени, типа Уорхола. Они все были такие умные, такие ньюйоркцы, а я всего лишь шутил и хохмил. Время от времени я подрабатывал для журнала «Реалист», который редактировал Пол Краснер, лучший политический сатирик шестидесятых[72]. Тогда как раз началась война во Вьетнаме, и все, что я рисовал, было непосредственно связано с этой темой, — например, у меня был такой сюжет: мадам Ню[73] идет наблюдать за самосожжением буддийского монаха, прихватив с собой канистру бензина. Однако мне самому нужно было вступать в Национальную гвардию, чтобы избежать призыва в действующую армию.
Это означало шестимесячную военную подготовку в качестве рядового, а потом в течение еще десяти лет — еженедельные сборы и летние тренировочные лагеря. Туда записывались люди типа меня, то есть те, кто не имел желания служить в армии, а тогда еще начали посылать добровольцев во Вьетнам, и я с ужасом наблюдал, какие чудеса может творить военная пропаганда. Довольно скоро масса парней, проходивших военную подготовку, уже дождаться не могла, когда же их туда отправят. Руководившие нашей подготовкой сержанты и старшие офицеры тоже места себе не находили, желая поскорее избавиться от этих идиотических детишек и отправиться убивать реальных врагов. Смотреть на все это было страшно.
Но в армии любой талант всегда находит себе какое-то применение, и рисование помогло мне откосить от самых неприятных моментов военной подготовки. Сначала я попал в госпиталь со свинкой, и там у меня воспалился зуб мудрости. Поскольку у меня совсем не было денег, я спросил врача, не может ли он заодно выдернуть и все остальные зубы мудрости. Тот ответил, что с ними все в порядке и что вырывать он их не будет. Тогда я вернулся к себе и весь вечер ковырялся во рту и кусал себе десны, так что к утру все лицо опухло. В итоге зубы я выдернул забесплатно, следуя тому принципу, что армию надо использовать для получения всех медицинских услуг, какие только могут понадобиться в жизни.
Только я выписался из госпиталя, как наткнулся на своего начальника, лейтенанта. Ему было от силы лет восемнадцать, а мне уже двадцать три или около того. Это был такой маленький солдафончик, и, когда я отдавал ему честь, я тут же превращался в персонажа Джерри Льюиса, ничего не мог с собой поделать. Он, естественно, считал меня круглым дураком, но время от времени дураком быть даже полезно. Я докладываю о прибытии, а он меня приветствует и спрашивает: «Да, Гиллиам! А чем вы вообще занимаетесь (имея в виду, что, очевидно, какой-то ерундой)?» — «Рисованием», — отвечаю я и тут же демонстрирую свое портфолио. А он в ответ вынимает откуда-то фотографию своей невесты и спрашивает, смогу ли я нарисовать ее портрет, а то ему как раз нужен свадебный подарок.
А это две последние недели военной подготовки, все ползают по уши в грязи под колючей проволокой и пулеметным огнем, а я сижу в казарме и старательно растягиваю на две недели работу, которую мог бы сделать и за день. На самом деле первую картинку я нарисовал за неделю, но она ему так понравилась, что он в пару к ней заказал свой собственный портрет. Я настолько его ненавидел, что начал развлекать своих товарищей: то пририсовывал ему уши, как у Микки-Мауса, то изображал его в виде Наполеона. И как-то ночью он забрался в казарму по пожарной лестнице, чтобы посмотреть, чем я там занимаюсь. В комнате он появился, ровно когда я демонстрировал свои карикатуры, и они его, конечно, убили. Он бы раздавил меня прямо на месте, но не мог: я еще не закончил второй рисунок, а ему отчаянно хотелось его получить.
70
«Чувство кино» — подборка статей Сергея Эйзенштейна, впервые вышла в 1943 г. под редакцией Джея Лейды и стала одной из немногих широко доступных книг по теории кино.
72
«Реалист» — первый американский контркультурный журнал. Первый выпуск был подготовлен в 1958 г. в офисе журнала «Мэд», однако уже в следующем году журнал стал выходить регулярно и самостоятельно распространялся через газетные киоски по всей стране. Журнал состоял из сатирических статей, комиксов, редакционных статей Пола Краснера, но содержал также и традиционную «серьезную» политическую аналитику. «Реалист» был первым изданием, предоставившим свои страницы для публикации конспирологических теорий. Как регулярное периодическое издание «Реалист» просуществовал до начала 1970-х гг.
73
Мадам Ню — невестка Нго Линь Зьема, бывшего в 1955–1963 гг. президентом Южного Вьетнама. При нем происходили гонения на буддийских монахов, что вызвало среди них волну самосожжений.