Ноги в зимних белорусских "Гарсингах" нещадно мерзли.
СТЕЛС, он же Сергей. 300 метров севернее и 25 метров выше ВОП 8103.
Ноги в новых рыжих "таланах" нещадно мерзли. Пальцами шевелить уже откровенно достало, но Серега продолжал лежать, упершись локтями в грязный каремат, и смотрел в прицел "Фагота", и то, что он там видел уже полтора месяца, достало и его, и Мару хуже... хуже всего. До недавнего времени.
Сто тридцать первый отдельный разведбатальон к концу пятнадцатого года был размещен гораздо южнее, почти под Водяным, а там недалеко и до Мариуполя, но сюда, почти в сектор "Б", их отделение ездило вахтами по пять суток. Отдельный блиндаж на шесть особей, буржуйка-дрова-вода в наличии, а с недавнего времени, когда сюда переехал и ротный второй роты сорок первого батальона, еще и шикарная волонтерская баня. Служи, как говорится, и не жалуйся. Стелс вместе с Марой и остальными тремя разведосами заходили сюда на пять-через-десять, и, если честно, Серега любил бывать здесь. Нормальные пацаны из пехоты, "ровный" ротный, затягов нема, проверки сюда просто не доезжают - красота!
А. И еще сепары. Стелс был мобилизованным, как и большинство пацанов, пришел в армию добровольно, а до войны летал на своем дельтаплане и кропил поля. Пилот, в общем. Куда его отправил военкомат? Правильно - в разведку. И вот тут, в разведке, Стелс нашел в себе то странное качество, которое за время войны проявилось у очень многих украинских парней, людей совершенно разных профессий, социальных слоев, мировоззрений и даже языков.Стелс был "жадным до боя". Сереге это... нет, словом "нравилось" не описать, скорее так: Серега нырял по "зеленке", втыкался коленом в грязь и аккуратно поводил своим АКМ-ом с трубой ПББС-а, и автомат даже с подствольником тогда казался ему невесомой пушинкой, как и броник, и куча магазинов с "УС-ами" и "ЛПС-ами". Сереге нравилось то, за что любой гражданский психиатр давно запер бы его на больничку, - он был "человеком момента". Этот момент - это темная фигурка, плавно входящая в прорезь неудобного прицела, те миллисекунды, когда замерзший палец в грязной китайской "тактической" перчатке плавно, даже как-то ласково выжимал спусковой крючок АКМ-а, этот первый толчок в плечо, какой-то даже дружеский, острый кисловатый запах пороха, разносящийся по внезапно остановившемуся воздуху.
Серега любил этот момент, потому что Сереге нравилось воевать. Вероятно, это неожиданное "нравилось воевать" и стало причиной того, что получившая несколько сильнейших ударов от российских вооруженных сил в четырнадцатом армия Украины как-то удивительно быстро оправилась, хэкнула, со вкусом покурила и дала такой отпор, что после ранней весны пятнадцатого наступление противника превратилось в спешное окапывание и даже немного - в движение назад, на восток, когда "сили та засоби АТО" начали аккуратно, спокойно и методично откусывать обратно кусочки своей земли. Этот парадокс, наверное, еще будет изучен историками этой войны (хотя, скорее всего, нет, политики постараются это забыть, стереть из памяти, выкинуть из истории), но невероятная странность этого "нравится воевать" была настолько сильна в странной, мобилизованной, буквально слепленной-на-коленке армии образца конца пятнадцатого года, что даже исключительно мирные, непривычные и не понимающие войну люди часто становились умелыми вояками буквально за два-три месяца.
Если не погибали раньше.
Разведка давала Стелсу, как и его побратиму и напарнику Маре, главное - сопричастность. Там, где пехоте было скучно,разведка находила свой "фан", и сейчас этот фан был ровно в кружочке прицела "Фагота" - пусковой установки противотанковых ракет, стоящей на склоне заснеженного террикона, причем, шо характерно, без ракеты. Установка использовалась исключительно для наблюдения, бо ракеты М111 и М113 были дороги, выдавались скупо и поэтому еще более скупо расходовались. Да и не нужна была сейчас Стелсу с Марой эта ракета - они вот уже две недели наблюдали сепарский "секрет", работавший из березовой рощи на противоположном, "сером" терриконе. Оба террикона - и наш, и "серый" - разделяла трасса "Донецк-Мариуполь", на которой сегодня, ледяным вечером начала декабря, не было ни одной машины.
- Ну шо они, не спалили нас? - пробормотал валявшийся рядом Мара и поплотнее обнял свой "покемон". Володя любил свой "ПКМ", и тот отвечал ему взаимностью, наверное, потому что они оба были тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года выпуска.