Пока ее не отвлекли эти мысли, она собиралась колотить в дверь, чтобы у капитана не осталось другого выбора, кроме как впустить ее, и тогда она поделилась бы тайной безбилетницы и сбросила с души камень. И осталась бы хорошей, лояльной служащей компании. Но теперь…
Можно было бы подождать до утра и прийти опять, но рассерженный голосок в голове настырно спрашивал: «С какой стати? Раз уж капитан пирует здесь, отдав поезд на милость Воронам, то почему ты сама должна подчиняться правилам?»
Однажды Вэйвэй спросила у капитана, почему та разрешила маленькой сироте остаться.
– Разве это не подрывает порядок? – добавила она, уже тогда понимая, насколько тот важен для поезда, где каждый играет свою роль и все должны находиться на своих местах.
Капитан задумалась на мгновенье.
– Поговаривали, – начала она, – что я это сделала, потому что сама женщина. Возможно, им стало легче оттого, что я оказалась именно такой, какой меня представляли. И тогда я чуть было не передумала.
– Так почему же все-таки не передумали?
Капитан постучала пальцами по железным перилам, ограждающим наблюдательную башню.
– Полагаю, мне пришло в голову, что человеческая жизнь может взять верх даже здесь, посреди этого хаоса. Ты стала бы символом нашего успеха, актом неповиновения Запустенью.
«Акт неповиновения, да», – думает Вэйвэй, удаляясь от каюты капитана.
Коридор в этой части поезда непривычно пуст, вся команда занята вечерними делами, и ей не перед кем пускаться в оправдания, уже готовые сорваться с языка. В душе поднимается настойчивое, непреодолимое желание, и Вэйвэй с облегчением уступает ему, как бывает, когда случайно роняешь ценную вещь, которую всегда боялась разбить.
Вперед, в складской вагон, а потом вверх по горе товаров, откинуть люк в тайник под крышей, прищуриться и всмотреться в тени наверху.
– Эй! – шепчет она.
При мысли о том, что нужно забраться в темный тайник, где ее ожидает Елена, Вэйвэй становится не по себе.
– Эй! – снова зовет она. – Елена!
Но темнота не отвечает. Вэйвэй поднимается наверх и нащупывает оставленную лампу. Все тот же затхлый запах, вот только лампа освещает пустое пространство. Безбилетница исчезла.
Вэйвэй мечется в панике по тайнику – только для того, чтобы убедиться, окончательно убедиться, что это правда. Почему Елена исчезла? Куда она сбежала? Хочется выть от отчаяния. Зачем так рисковать? Сама Вэйвэй способна пройти через весь поезд незамеченной, но она же «дитя поезда», знает его ритм, его изнанку, держит все это в памяти, словно замысловатую механическую головоломку: в котором часу меняются дежурные смены и когда кондуктор заскочит на кухню глотнуть вина, где искать решивших вздремнуть младших стюардов и когда пассажиры первого класса одеваются к обеду. «Дитя поезда» может прошмыгнуть мимо, словно призрак, но чужачку непременно заметят, и поднимется переполох. Что скажет безбилетница, если ее поймают и начнут допытываться, кто ей помогал?
Вниз, в сам вагон, который тоже пуст, потом в коридор, где она улавливает запах, видит влажные пятна на ковре, слабые следы, будто кто-то прошел босиком по грязной луже. Куда же эта девушка могла направиться? Идти по следу не так-то просто, но Вэйвэй все же замечает его то здесь, то там, и временами ощущает сырую затхлость, висящую в воздухе. Ее слух насторожен, мышцы напряжены в ожидании тревожных криков, которые могут раздаться в любой момент: «Чужак в поезде! Грабитель! Ворует наши припасы!» Но вокруг все спокойно. Ночной поезд не похож на дневной. По какой-то причине движение ощущается сильней, когда коридоры пусты, когда стук колес наполняет состав, проникая в тебя до костей. Ночной поезд трещит и скрипит. Он будто раздувается, пытаясь отдышаться после пройденных за день миль.
Вэйвэй открывает дверь в сельхозвагон. Здесь воздух легче, чище. Зелень и овощи растут в аккуратных кадках, а куры важно расхаживают за изгородью. В отдельной темной кабинке плодятся грибы. Вэйвэй приходит сюда, когда чувствует, что стены поезда начинают давить на психику.
– Елена? – зовет она, но только куры озадаченно смотрят на нее, ведь безбилетнице негде здесь спрятаться.
Значит, дальше, к спальным вагонам третьего класса.
Свет выключают в одиннадцать, и в вагоне сейчас полная темнота, если не считать крохотного огонька над входной дверью, который будет гореть всю ночь. Кое-где продолжаются разговоры, но никаких признаков беспокойства. Должно быть, безбилетница пробралась незамеченной, и Вэйвэй одновременно восхищается и завидует ее скрытности.