Неловкая пауза. Время смущенно шаркать подошвами и озабоченно почесывать нос.
– Этот рейс обречен, вот что я тебе скажу.
Вэйвэй слышит, как стюард сплевывает в ладонь и стучит по железу на окне.
– И компания прекрасно это понимает, да и капитан тоже, хотя ни за что не признáется. Хозяева понимают, что так и есть.
Вэйвэй отворачивается, не желая слушать дальше. Благословение защищает команду в рейсе. Каждый член команды по очереди опрыскивает паровоз водой, окуная в чан пучок ивовых прутьев, и все смотрят, как металл шипит и обволакивается паром. Помимо воды, в чан кладут спелые ягоды и листья, да еще немного земли, взятой возле вокзала, и поезд везет эту землю из Пекина в Москву, чтобы уберечь людей от враждебной земли под колесами. Но в этот раз вышло не так. В этот раз поезд отправился в путь без благословения.
Компания и раньше не одобряла суеверий и пережитков, но до поры до времени между ней и командой сохранялось шаткое перемирие. Людям разрешалось проводить маленькие ритуалы, держать в поезде иконы и статуэтки богов, лишь бы все происходило скромно, лишь бы забавляло пассажиров. Но теперь команде сказали, что пришло время перемен. Приближается новое столетие, пассажирам больше не нравится мистика, они хотят быть ближе к современности. Суевериям в поезде больше не место, сказала компания.
И вот теперь команда жалуется на запрет благословения – еще одно свидетельство того, что хозяевам, этим сухарям, непонятны нужды поезда, и такая черствость не сулит ничего хорошего нынешнему рейсу, самому сложному из всех. Разве мало других примет и знамений? Разве не видели в храме округа Пинхэ белую сову при свете дня? Разве не поймали в реке черепаху с двумя головами и пятном в виде летящей птицы на панцире?
Двое недавно нанятых кондукторов перешли работать на менее опасную Юго-Восточную линию. Младший стюард третьего класса не далее как вчера написал заявление об уходе. Сказал, пряча глаза, что у него родился ребенок. Парень пытался совладать со страхами, но так и не нашел в себе силы вернуться в поезд.
Вэйвэй не может припомнить рейс без благословения. Теперь словно какая-то тяжесть лежит на плечах, тянет назад. Вэйвэй нервно грызет ногти и ощущает во рту земляной привкус.
Третий класс пахнет потом и тревогой, еда уже начала портиться. Здесь два спальных вагона, в каждом тридцать коек, составленных в блоки по три. Оба вагона набиты битком, просто нечем дышать. Компания снизила цены на билеты, опасаясь, что пассажиры решат остаться. Но многие все равно рвутся в путешествие, невзирая на опасность. Когда Вэйвэй идет по проходу, к ней со всех сторон тянутся руки, норовя дернуть за куртку: «Где уборная? Где вода? Как тут у вас все устроено?» Нетерпеливые, раздраженные вопросы похожи на эти цепкие пальцы, но Вэйвэй понимает, что на самом деле хотят узнать пассажиры: «Все же будет в порядке, да? Мы ведь не ошиблись?» Но она не может дать им желанный ответ.
В первом из двух вагонов пассажиры жмутся по углам, поодиночке или парами, кутаясь в собственный страх, как в одеяло. Зато во втором уже собираются маленькие компании: вот женщина угощает попутчиков ярко-красными леденцами, а вот два торговца режутся в бамбуковые карты, то и дело передавая друг другу потускневшую серебряную флягу. Молодой священник читает вслух книгу в кожаном переплете на незнакомом Вэйвэй языке, перебирая нанизанные на нитку деревянные бусины.
Никто не смотрит в окна.
Никто, кроме мужчины с непокорной копной серебристых вьющихся волос, который пристроил длинные ноги на скамеечке из тех, что выдвигаются из стены вагона. Он глядит в окно так сосредоточенно, что, похоже, вовсе не замечает других пассажиров, неуклюже шествующих мимо него. Брызги чая стекают по спинке его сюртука, подносы с едой проплывают над головой.
– Профессор? – по-русски окликает Вэйвэй, прикасаясь к его плечу.
Он вскидывается как ошпаренный, но, подняв глаза на Вэйвэй, растягивает губы в улыбке, от которой морщины становятся еще глубже, и неловко обнимает ее костлявой рукой. Вэйвэй накрывает волна облегчения. Нет, не все изменилось. Даже после всего случившегося кое-что осталось прежним.
Никакой он не профессор, хоть и выглядит точно так, как Вэйвэй себе представляла профессоров. Когда она выросла, этот человек решил взять ее под свое крыло и обучить должным образом, «поскольку не похоже, что команда поезда на это способна». Вэйвэй возразила, что кочегары и механики, стюарды и кондукторы и даже сама капитан – все хотят, чтобы она изучила каждый дюйм поезда, каждую его деталь. «Я говорю про обучение по книгам», – объяснил Профессор.