– Военный я. Кадровый военный.
Алексей слегка повернул голову в сторону мужчины. На вид лет 45–48, значит, уехал, как и он, лет в сорок. И до сих пор за рулем. Странно, военный опять же. Эх, сколько перевидал за свою жизнь Алексей чужих переломанных судеб. Кому-то не повезло, кто-то не смог вписаться. Это те, кто не захотел меняться, не захотел учить немецкий язык, жить по другим правилам. Да-да, как это ни обидно звучит! Но всё по русской пословице: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят»! А многие полезли, и хамили местному населению, и раздражали тем, что не убирали за собой, что одевались кое-как, не соблюдали тишину и порядок. Да мало ли! Немецкие граждане жили по-другому! Веками. А тут, понимаешь, понаехали… Жалко бывших соотечественников Алексею не было. Эмигрантский круг ведь очень тесен. И все друг про друга всё знали. И завидовали, ох как завидовали, если вдруг у кого что складывалось. А ещё радовались неудачам. И скрывали свои связи, скрывали нещадно. Чтобы кто не воспользовался, чтобы кто удачу не перебил, дорогу не перешёл. Господи, вороньё, одним словом. А водитель почему-то очень нравился Алексею. Красивое открытое лицо, немного восточное, белозубая улыбка, опрятная фланелевая рубашка в крупную клетку, аккуратная стрижка и очень грамотная русская речь. Как же раздражало Алексея это вечное смешение русской и немецкой речи. Ну, уж говори либо так, либо эдак.
– Удивляетесь, что за баранкой? – мужчина усмехнулся. – А мне всё равно. Работаю себе и работаю, домой только спать.
– Что ж, никаких интересов?
– Ни-ка-ких, – раздельно произнес моложавый мужчина, – и меня это абсолютно устраивает. – Он всё же посмотрел на Алексея грустными глазами и усмехнулся: – Вот так вот. Моя жизнь – это работа.
– А семья?
– А семья у меня закончилась. Была и закончилась. У Алексея тут же помутилось в глазах, неужели… но парень спокойно продолжал:
– А мою жену перестал устраивать муж-шофер. Она теперь руководитель клиники. Вон, дом купила в Целлендорфе. Это район такой в Берлине, для богатых. Да Вы не знаете.
Отчего же, Алексей прекрасно знал. Он часто по работе бывал в Берлине, и у его немецкого коллеги как раз-таки дом был в том самом Целлендорфе. Как-то Алексей заезжал к нему по делу. Вообще-то так не принято. И в гости домой немцы не приглашают, а уж с русскими и подавно особой дружбы не водят. Разве что по-соседски. Но здесь и не соседи, и друзья не особые. Но всё же Алексею путем титанических усилий удалось встать на одну планку с немцами. Он работал старшим одного небольшого немецкого производства. Вообще-то должность тянула на главного инженера. Но вот тут как раз сказывалось отношение к эмигрантам. А что, удобно, высокую зарплату платить не нужно, а выполнять такой сотрудник станет всё и даже больше. Никогда бы он не получил более высокой должности, тут только свои кадры. Опыт и образование Алексея ценили, он пользовался заслуженным уважением. Он это знал, хотя и говорил по-немецки косноязычно, и не всегда попадал своими манерами в унисон с немецкими. Да и использовали его, он это знал. Всё знал. И должность главного инженера не предлагали и не предложат никогда, и зарплаты у него такой не будет, и это понятно, хотя ответственность и обязанности на его должности были соизмеримы с инженерскими.
Алексей научился смиряться и быть довольным, и не завидовать. Но, видимо, его нынешний статус всё же соответствовал немецким представлениям о статусе высоком, и его можно было позвать домой. Естественно, не на бокал пива, а посмотреть мебель, которую берлинский коллега собирался продавать. До Целендорфа Алексей доехал на рейсовом автобусе. Вышел у вокзала, и сразу его захватил вид спокойной и величественной Германии. Небольшие, но очень красивые дома, не новомодные коттеджи, построенные из фанеры, а каменные старинные особняки, увитые плющом и диким виноградом, пение птиц, совсем другой воздух, не то что в центре Берлина. «Да, – подумалось тогда Алексею, – вот такого у него не будет никогда, хоть убейся». Немцы не допустят, да и правильно. Должен же где-то оставаться их мир, где они действительно дома и только среди своих. Господин Гросс занимал не целый дом, всего лишь этаж, но всё равно это уже был совершенно другой уровень жизни. Подъезд, расписанный под Альфонса Муху, мраморные колонны – всё это сразу ставило любого пришедшего на подобающее место, чтобы не сомневался: кто хозяин и кто ты. Подобных подъездов много в старинных особняках Берлина в районах Фазаненштрассе, Софиенплац. Входишь в такой дом и, вместо того чтобы подняться по лестнице на нужный тебе этаж, застываешь от восторга и начинаешь рассматривать витиеватую лепнину, мраморные скамьи, великолепную роспись. И немцы всё это тщательно берегут, реставрируют, не жалеют на это ни сил, ни средств.