За дожди ей тоже спасибо!
Скиф
В степи ты видишь чужака издалека;
в траве, как на лошажьем рыжем крупе,
его неровного движения блоха
твою стрелу закрутит.
Там разберемся: лох он или вой,
конь мохноногий под тобою дышит чаще.
Что чужаку служило головой,
тебе послужит чашей.
Пологим склоном плавится гора,
твой рыжий конь под солнцем догорает.
Узнаешь, как история карает,
Сегодня ты. Но жертва – та вчера.
Протей[1]
1
Не Посейдон – изменчивый Протей
там горизонт сминал неторопливо,
Эвксинский понт, сомлевший до залива,
срывался в хаос просто, без затей,
где в жар и холод берег, словно жен,
кидает перед первым бабьим летом,
и в общем-то не надо быть поэтом,
чтобы понять, что в вечность погружен.
Мне будет холодно и жарко, но потом.
Протей и сам сегодня в лихорадке —
но от простуды.
Привкус кисло-сладкий
у воздуха,
и грозди под листом.
Лист сохраню, пусть посмеется, пусть,
тот виноградный, все еще зеленый,
и море фыркнет влагою соленой,
и берег – пуст.
2
Я пролетаю, милый мой Протей,
над миром, да, и просто пролетаю.
Мне в сердце нитку горечи продень —
любовью залатаю.
Здесь, в воздухе, позорно отстаю
от моря твоего глубин невнятных,
пора привыкнуть, что не в такт пою…
Ты помнишь на клеенке рыжей пятна
(хотя от винограда – не вина,
тем более, мой милый, не от страсти…)
А помнить в этих водах имена —
смешнее нет напасти.
Хотя бы запах мой запомни или звук,
кому поверю, мой Протей неверный,
и нету в мифологии подруг:
подглядывать за дверью.
3
Я знаю – не узнаю,
вчера сказав «пока»,
хоть рядышком летаю
так близко в облаках,
назавтра зверем прянет
изменчивый Протей,
где кнут его и пряник,
соблазны скоростей.
Мое пусть ниже небо,
но вот переплелось,
все ж божеству нелепо
вверяться на авось,
и дальше потому-то,
как лев или олень,
не тратит ни минуты
и обернуться лень.
И дальше – рыбой или
сверкающим ужом.
Я не предам, я имя
не крикну ни при ком.
Так неостановима
имен его игра,
но помню то лишь имя,
что назвала вчера.
4
Мне легче представить любимых богами,
чем недосягаемей милый – верней.
Не камушек сердце, не камушек – камень,
я ложе хотела б сложить из камней.
Для женщины ложе – и ложь, и защита,
солгав же, любимые, вас не предам,
а вечность – не спальня, и вечность открыта
для тех, кто не ищет ходить по следам.
Ловить подтвержденья любви ежечасно
свирелью и солнцем, витком на волне,
и нежно забытой, и сладко несчастной
остаться печатью на небе, вовне.
Дождем золотым, полоумным Ураном
прикиньтесь,
по имени не назову;
объятием, светом зеленым и странным,
созвездием падаю в синеву.
5
Как драгоценности, спят под крылом города,
золотом вздрогнут, лениво блеснут сердоликом…
в этом пространстве высоком и черном, и диком
только одно и останется – робкое «да».
Только один тот холодный разбросанный свет
да облака, незаметные ночью, но рядом
свой бивуак растянувшие легким отрядом,
и без вопроса теряющий силу ответ.
Дремлет Луна, обернувшись вуалью гало,
камушком «да» – к несгорающим звездам колодца,
освободившись, взмываешь;
одно остается:
молча гадать по созвездьям,
куда повлекло.
«Родившись, слово кричит…»
Родившись, слово кричит,
само кричит, как младенец.
Горячие кирпичи
куда из-под ног ты денешь?
Так тысячу лет тому
в шатрах ли, в степи рожали,
курились костры, в дыму
в полшепота кони ржали.
Рождения слов боюсь,
но волоком чья-то сила —
Поешь? – вопросит. – Пою,
с потугами замесила,
ждала злую тысячу лет,
и вот рождается слово…
Не убрано на столе,
закружится бестолково
мой дом, не готов, не чист.
Но слово – оно не спросит:
подсунет зеленый лист,
пока не сжевала осень.
Рожай! – по прожилкам сок
густой, закипев, ярится. —
Кричи! – и немой листок
моей шелестит страницей.
Детектив
Судья находит труп в библиотеке
под Рождество, в полночной тишине;
блондинка! Их весьма ценили греки,
но свежих и живых, а эта – не:
зрачок уплыл, и кудри потемнели,
пропитан кровью щегольской ковер…
1
Проте́й – в древнегреческой мифологии сын Посейдона, божество, обладающее даром провидения и постоянно меняющее внешний облик. Узнать истинный лик Протея можно, лишь крикнув его правильное имя.