— Для таких сволочей человеческая жизнь, что пыль под ногами: ступил, отряхнулся и дальше пошел. Вчера — моя мать, сегодня — чей-то сын в Чечне, завтра еще какую пакость придумают. Они же не люди — нелюди, упыри, сосут нашу кровь и жиреют! А вы эту нечисть еще защищаете.
— Что ты несешь?! Не напрыгался в своих сказках? Решил из жизни спектакль устроить? У тебя погибла мать, случилось несчастье, но когда это было? При чем здесь Геннадий?
— Они все одинаковы: что старые, что новые. Расплодились, как крысы. Их давить надо, а я только нервы одной щекочу. Вот и посмотрим все вместе, как ей такая щекотка.
— Идиот, мы все вместе запросто можем загреметь за решетку! Думаешь, рядом с ним одни дураки? Никто не сможет вычислить тебя и твои ночные звонки?
— Ха!
— Сегодня вечером встречаюсь с нашим приятелем, — прорезалась третья. — Я сама попросила о встрече.
— Зачем? — насторожился Елисеев. — Мы же с ним договаривались завтра поужинать в «Ледяном доме».
— Вот ты, Митенька, и поужинаешь, если с тобой согласятся сидеть за одним столом.
— На что ты намекаешь?
— Не намекаю, а ставлю в известность: вы мне осточертели, ребятки, оба. Я открываю карты и выхожу из игры, — за столом воцарилось молчание.
— Не верю, — попытался скопировать великого режиссера жалкий статист.
— Напрасно, Егор. Вы, конечно, можете и дальше заниматься шантажом, только не забудьте раздать на память автографы своим юным поклонникам. Думаю, они вас больше не увидят. А ты, дорогой, ищи другую вывеску для «Контакта». Мне почему-то кажется, что скоро там все расконтачится…
— Постойте, — ошалело пробормотал незадачливый шантажист, — так нельзя!
— Как?
— Неожиданно, вдруг. Мы так не договаривались.
— Неужели?
— Вы, действительно, хотите все рассказать? Но вы же нас подставляете!
Она наклонилась к осточертевшему комедианту и доверительно сообщила:
— Нас нет. Есть только каждый, и у каждого есть свой выбор, — положила под блюдце деньги за недопитый кофе, улыбнулась двум дурням и поднялась с плетеного стула.
Дома Мария наградила себя за находчивость и терпение. Отключила телефон, включила приемник, нашла приятную музыку, плеснула в бокал мартини и уставилась бездумно в окно, наслаждаясь вкусом вина. Потом наполнила ванну, с блаженством погрузилась в душистую пену, шлепнула на глаза ватные лепешки, смоченные в крепком зеленом чае — довольная судьбой сибаритка упивалась гармонией. Она почему-то была уверена, что с этого вечера судьба начнет отвечать ей взаимностью.
Не успела выйти из ванной, как в дверь позвонили. Хозяйка догадывалась кто и потому пошла открывать как есть: в банном халате, с тюрбаном из полотенца на голове.
— Почему не спрашиваешь, кто звонит? — в прихожую ввалился Елисеев с огромным букетом.
— По какому случаю цветочки?
— Примите в знак восхищения вашей находчивостью, сеньора! Сегодня вы себя превзошли, — она молча развернулась и направилась в комнату. — Здорово ты его приложила, Маня! Бедняга напугался до чертиков, поклялся завязать со звонками и вообще забыть обо всей этой истории, — гость плелся следом, волоча, как веник, проигнорированный «знак». — Хозяюшка, цветочки бы поставила куда-нибудь, а? Завянут ведь без воды, — Мария равнодушно сунула розы в пустую вазу. — Маш, ну не дуйся! Кто же знал, что этому дураку взбредет в башку изображать из себя мстителя? У артистов, конечно, мозги набекрень, но я не думал, что наш окажется тоже с приветом.