Он вздохнул, открыл капот, внимательно прощупал утробу, точно врач — пациента с больным животом. Все вроде нормально, а чертова «бабка» заводиться не хочет. Страхов стряхнул с себя снег, отер носовым платком мокрое от снежных хлопьев лицо, забрался в машину и уткнулся в карту Московской области, где жирной точкой была отмечена цель. До этой отметки оставалось километров пятнадцать. Если топать на своих двоих, в лучшем случае часа через два с половиной можно увидеть следы от чужих машинных колес. Однако при всех прочих пороках его жена не идиотка, чтобы кувыркаться весь день. Павел Алексеевич начинал мерзнуть. Тишина и безлюдье уже не умиляли — вызывали раздражение, готовое перейти в злость. Звонить за помощью никому нельзя, даже окаемовскому сыскарю, от чьих услуг он позавчера отказался. Для всех Страхов валяется сейчас дома с высокой температурой, гриппует. Да и помощь в том, что задумал «больной», немыслима. Остается уповать на удачу, авось кто-нибудь проедет мимо и подцепит его на буксир. Охотники жить в медвежьем углу найдутся всегда. Если в течение часа никто не появится, придется все начинать сначала. Павел Алексеевич закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Расслабление не наступало. Мешал холод, не давало покоя непонятное поведение «жигуленка». Страхов решил снова покопаться в моторе. Он, конечно, не автомеханик, но кое-какие навыки есть.
Через двадцать минут гордый, но окончательно продрогший «спец» с наслаждением вслушивался в урчание «милой старушки». Затем одобрительно кивнул, врубил на полную мощность печку и рванул вперед, прикидывая, как долго еще протянет отечественный автопром.
Серую «Ниву» он заметил издали. Зачуханная мечта советского дачника вела себя странно: ползла со скоростью черепахи, виляла из стороны в сторону, включала то ближний, то дальний свет. По этой болтанке Павел Алексеевич догадался, что за рулем — махровый чайник. «Урод, — пробурчал он, сигналя, — нашел время учиться!» В ответ «Нива» прибавила скорость и запетляла не хуже промелькнувшего перед носом зайца. Водитель «девятки» предусмотрительно прижался к обочине.
Последнее, что увидел Страхов, были разинутый от ужаса рот мальчишки, вцепившегося намертво в руль, и допотопная стеганка рядом, метнувшаяся вбок. Затем все провалилось в черноту…
Глава 10
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
— Господи, наконец-то очнулся! — над ним нависал беленый потолок, подпираемый рядом бревен, уложенных друг на друга. Бревна покачивались в тумане, готовые вот-вот развалиться. — Пить хотите? — из туманной дымки вынырнуло чье-то лицо с глазами, как черные блюдца.
— Да.
Смуглая рука бережно приподняла голову, другая, перевязанная в запястье бинтом, поднесла ко рту чашку. — Много не пейте, — Страхов жадно припал к белому фаянсовому краю с золотым ободком, вкуснее этой прозрачной, бесцветной, со странным привкусом жидкости он не пил ничего. — Извините, но вам больше пока нельзя, — чашка исчезла в тумане, а с ней исчезла и та силенка, которой едва хватило на пару глотков. Павел Алексеевич снова ощутил затылком подушку, пахнущую мятой и еще чем-то дурманящим, необъяснимым. Так пахло на сеновале, где они кувыркались с первой женой, когда Наташка даже невестой еще не была. Та осень отметилась в памяти бесконечными мешками с картошкой, веселой руганью колхозного бригадира, поставленного присматривать за студентами, и первым любовным опытом. Тогда многие крутили романы, но только Страхов переступил порог ЗАГСа. Павел Алексеевич недовольно поморщился: что за чертовщина полезла в голову!
— Где болит? — встревожилась девушка.
— Лучше скажите, где я, — голова прояснилась, как будто он выпил не воду, а отлично сваренный, крепкий кофе. — Дайте еще попить.