В доме опять стало тихо.
— Наташа, спойте еще что-нибудь.
Дверь распахнулась, впустив мятно-молочный запах и свет.
— Я вас разбудила?
— Нет, вы порадовали меня. У вас очень приятный голос. Что вы сейчас пели, Окуджаву? — с поэзией у владельца торгового дома были натянутые отношения. Однако в грязь лицом ударять не хотелось, и Павел Алексеевич брякнул единственное, что пришло на ум.
— Нет, это Виноградов. А с пением мы пока закончим, я приготовила обед. Есть хотите?
— Гречку?
— Мясное суфле и суп с фрикадельками, — улыбнулась хозяйка. — Немного вам можно, даже нужно, будете?
— Тащите, сколько не жалко, — счастливо вздохнул он.
ТРЕТИЙ ДЕНЬ начался с ванильного запаха, который остался в памяти от первой жены, Наташка часто баловала его пирогами.
После утренних процедур и завтрака (без пирожков?) Страхов почувствовал себя крепким, свежим, как огурец, сорванный с грядки. Конечно, оставались проблемы. Тяготила зависимость, малейшее движение отзывалось сильной реберной болью, в беспомощного обрубка превращали ноги, бревнами подвешенные к спинке кровати. Однако в целом дела продвигались неплохо. А главное — срастались не только кости, заживала душа. В этой скромно обставленной, маленькой комнате он обрастал покоем, как первой щетиной — юнец. И радовался, и гордился, и важничал доказательством своего возмужания. Словом, Павлу Алексеевичу здесь почему-то нравилось очень.
— Я вас потревожу немного, — в комнату ввалилась хозяйка с полным ведром воды и куском мешковины. Закатанные по колено линялые джинсы открывали стройные ноги, в старый свитер спокойно влезли бы еще двое, надвинутая на лоб косынка вызывала сходство с комсомолкой тридцатых годов из старых советских фильмов. И при всем этом она запросто дала бы фору любой голливудской звезде.
— Уборкой решили заняться?
— Прикройтесь одеялом, надо проветрить.
Он послушно натянул до подбородка ватное одеяло и с интересом стал наблюдать, прикидывая, сколько же лет не видел женщину за уборкой — молодую, красивую, с изящными руками и длинными тонкими пальцами. Нет, что-то здесь не то, не может такая добровольно прозябать затворницей на отшибе.
— А вы давно тут живете? — выдвинул нос любопытный «обрубок».
— Давно. — Она мыла полы не хуже домработницы Антонины, хотя у той умение наводить чистоту стало профессией.
— Можно узнать, как давно?
— Нет.
— Понял, извините. А родились в Москве?
Наталья выжала тряпку, прошлепала босиком по свежевымытым коричневым доскам, закрыла форточку.
— Не боитесь застудиться? Пол-то холодный.
— Нет. Через час могу напоить вас чаем. Будете отдыхать или хотите общаться?
— Конечно, второе!
— Предупреждаю, собеседник из меня никакой. Точнее, скучный, я говорю мало.
— Значит, интересный. Мы, мужики, предпочитаем тех, кто умеет слушать.
Она молча подхватила свои причиндалы и исчезла, оставив после себя неистребимый аромат молока с мятой. Павел Алексеевич задумчиво уставился в потолок. Ситуация непростая, можно сказать, хреновая: человек бесследно исчез. Не бомж, не алкаш, не беженец из ближнего зарубежья без прописки и каких-нибудь прав — солидный бизнесмен, чье присутствие для многих означает стабильность. Скорее всего, его давно ищут, обрывают телефоны, наверняка и Светланка уже в курсе, что ее брат провалился сквозь землю. Не вернул машину в прокат, сам не вернулся, не выполнил задуманное — сплошные «не». Странно, но это было по барабану, как говорит молодняк. Наоборот, Страхов чувствовал себя мальчишкой, спрятавшимся от всех в забытом чулане, куда никто не догадывался заглянуть: жутковато, весело, интересно и никакой злости или обиды. Это для тех, кто ищет, тревога, а для него — забава. И счастье, что легко отделался, в такой аварии мог бы запросто отправиться на тот свет. Павел Алексеевич улыбнулся, довольно вздохнул и перевел взгляд на дверь, за которую надеялся когда-нибудь выйти. Чуток еще поразмыслив, окончательно пришел к выводу, что выходить быстро отчего-то не хочется. Страхов подозревал, что проще найти ответ на «когда», чем определить — почему.
Дверь распахнулась, на пороге появилась хозяйка с подносом — к мяте с молоком присоседился ванилин. Горка румяных пирожков в тарелке, пара чашек на блюдцах, чайник, молочник.
— А я уж думал, вы не придете, — пожаловался гость, скрывая восторг.
— Почему?