Сначала за спиной грохнуло так, что едва не разорвались барабанные перепонки, потом послышались крики, полные ужаса и боли, понесло горелой резиной и еще чем-то сладковатым, от чего к горлу подступала тошнота. Уже зная, что случилось, Маша оглянулась. Место, от которого она неслась сломя голову, превратилось в преисподнюю. Мощным взрывом разметало «Жигули», раскидало по проезжей части искореженные куски металла, снесло водительскую кабину автобуса, полыхавшего, точно просмоленная пакля, взрывной волной вышибло стекла соседней булочной. Из автобуса выскакивали живые факелы и с дикими криками падали на мокрый асфальт. Стоны, кровь, осколки, хрустевшие под ногами несчастных. Рядом с Марией в ужасе застыла старушка и, осеняя себя крестом, как заведенная, бормотала:
— Господи, спаси и помилуй, прости нас, Господи, грешных, смилуйся, Господи…
— Привет, сеньора!
— Доброе утро.
— Мань, не дуйся на меня, что пропал. Дела разгребал, сама знаешь: волка ноги кормят. Как ты, работаешь?
— Жду ответ из одной солидной фирмы, — приукрасила «Ясон» претендентка.
— А почему ко мне не хочешь пойти? У меня крупное агентство, бабки капитальные. Такие, как ты, нам позарез. Я мужик серьезный, это только с тобой расслабляюсь, с другими — зверь.
— Спасибо, я сама.
— Ну, смотри, — не стал спорить друг детства. — Только помни, моя дорогая: когда плывут в тумане, без компаса не обойтись.
— Это ты, что ли, компас?
— Почему нет? Нам, Маняша, друг друга терять теперь нельзя, наша дружба годами опробирована. А у нас с тобой за плечами столько лет на двоих, что это уже не годы — судьба. Ну так что, пойдем в кабак?
— Димка, — развеселилась Мария, — как ты умудрился разбогатеть? У тебя же мысли, как блохи, скачут!
— Мои мысли, Маня, не скакуны, но мудрости глаза, — важно изрек Елисеев. — И эти глаза не могут спокойно взирать на ваше одиночество, сеньора. Короче, я заеду за тобой завтра в восемь, годится?
— Вполне, — улыбнулась «сеньора».
Неприметный с виду ресторанчик потрясал и ошарашивал внутри. Прямо у входа, по обе стороны огромного, во всю стену, овального зеркала, в прозрачных футлярах высилась пара ледяных шутов, бубенцы на их колпаках покачивались и чуть слышно звенели. Маленький зал на десять столиков ослеплял белизной, здесь все точно покрыл сверкающий иней: потолок, стены, сине-белый ковер на вощеном паркете, гобеленовые стулья, скатерти и фарфор с тончайшим стеклом бокалов.
— Елисеев, — ахнула Мария при виде лилейной роскоши, — ты, часом, не ошибся? Уверен, что здесь обслуживают простых смертных?
— Простых — не уверен, — небрежно опустился на стул проводник, — но за те бабки, что тут спускают клиенты, Вадим вылижет задницу хоть ангелу, хоть черту, лишь бы платили.
— Кто такой Вадим?
— Владелец. Я помог ему в свое время с раскруткой, теперь хожу в почетных гостях. Мужик, как ни странно, вышел памятным на добро.
— А как…
— Все вопросы потом, — пресек любопытство Елисеев, — сначала подкрепимся, согласна? Советую попробовать карпа: тает во рту и ни единой косточки, пальчики оближешь!
Роскошной оказалась не только рыба, но и все, что выставлялось на стол вышколенным официантом. Мария не с ветки спрыгнула в этот «Ледяной дом», но и ее поразила высота планки, которую брал неведомый Вадим.
— Такое ощущение, что я вернулась в другую страну. Подобную роскошь не часто встретишь даже на Западе.
— Что твой хваленый Запад, Маня? Болото, мнившее себя океаном. Жаркие споры, каким сортом туалетной бумаги комфортнее, извини, подтираться, ажиотаж дешевых распродаж, вечный подсчет калорий и жадность — скучно, убого, банально. Полета нет, фантазии, страсти — одним словом, фантом. Вроде как и живой, а жизни в нем нет, одна только видимость, — он поднял сияющий золотом фужер. — Давай, Манька, выпьем за Россию! Ты молоток, что вернулась, я рад за тебя!