Тори едва смогла поднять голову, чтобы хоть на мгновение оценить реакцию Ника. Он не был удивлён. Её попытки показать Нику, что она ничего не знает, оказались провальными. Естественно, чего она ещё ожидала? Даже если бы она хорошо справилась со своей ролью, Ник всё равно узнал бы правду. Он действительно настоящий дьявол. Его прозвище, которое она дала ему месяцами ранее, оказалось более, чем справедливым.
Ник кивнул Годвину и двумя пальцами указал на выход. Годвин едва ли не преклонил голову перед своим начальником и, следом за тем, поспешил удалиться.
— Зачем ты устроила этот театр? — наконец-то прервал наэлектризованную тишину суровый голос Николаса.
Тори мгновение молчала, пытаясь найти в себе излишки сил, чтобы наконец-то заговорить не с Ником, а с Расселом.
— Чтобы ты не убил меня, как убил Шерил! — процедила сквозь зубы она, проговорив это со всей ненавистью, на которую была только способна.
Ник сделал паузу, изучая её враждебные карие глаза. Он знал, что это должно было когда-нибудь случиться. Время пришло: Викки узнала правду, и, как бы прискорбно это ни было, она не сможет с этим смириться, что абсолютно понятно. Адекватный человек понимает, что нахождение рядом с таким, как он, чревато последствиями.
Тори не видела на лице Ника раскаяния. Она поражённо приоткрыла губы, уставившись в его безжалостные чёрные глаза. Если ещё несколько минут назад она считала, что при упоминании Шерил Ник проявит хотя бы долю угрызений совести, то нет — вместо этого он выглядел хладнокровным и каменным настолько, что, казалось, у него нет сердца.
Виктория едва сдерживала внутри себя нарастающую бурю эмоций. Каждое мгновение давало ей понять, в кого ей довелось влюбиться. Если раньше она видела в Нике и жестокость, и добродушие, то теперь поняла, что второе качество оказалось ложным. Только жестокость. Понимание этого факта заставило её дыхание участиться так, словно она сейчас прямо тут разрыдается от отчаяния, пронзающего её душу маленькими болезненными иглами.
— Викки, мне жаль, что ты узнала всё именно так, — начал Ник, не отводя холодных глазах от её искажённого гневом и обидой лица. — Я бы рассказал, но мне стоило заранее подготовить тебя к такой новости.
— Ты думаешь, к такому можно подготовить? — спешно бросила ему Тори.
— По крайней мере, это сказал бы я, а не ты узнала сама.
— Плевать, как я узнала, Ник! — повысила голос Тори, больше не в силах сдержать в себе всю жгучую досаду. — Главное не то, как, а что я узнала! Как ты предлагаешь мне справиться с этим? Ты не понимаешь, что значит для меня эта истина!
Ник едва заметно кивнул, согласившись, но ни разу не отвёл от неё взгляд. Ему явно не было стыдно. Он не чувствовал своей вины.
— Я понимаю, — согласился он. — Понимаю, что это сложно принять. Но давай мыслить здраво, Викки. Что меняет моя деятельность в качестве Рассела? И без этого ты знала, что я способен на убийство.
Тори приложила ладонь ко лбу, чтобы скрыть, как глаза наполнились горькими слезами. Она отвела взгляд в сторону, ощущая, как больно сжимается грудная клетка после его слов. Ник говорил спокойно, словно его ничего не может тронуть. Он даже не считал чем-то сверх ужасным то, что он делал под маской Рассела.
Как бы она ни скрывала — Ник смог заметить блеск в её печальных глазах. Нет, только не слёзы. Это то, что действовало на него куда более устрашающе, чем дуло пистолета: он просто не мог видеть, как плачет маленькая принцесса Виктория. Только это заставило его надломиться и на мгновение потерять свою хладнокровность.
— Викки, пожалуйста, не плачь. Прости, что разочаровал тебя, — он хотел подойти ней и утешительно обнять, но в такой ситуации это было бы плохой идеей.
Он до боли сжал челюсть, когда по её щекам скатились слёзы, капая на стеклянный стол. Всё в один миг перевернулось после того, как он увидел её боль. Ту боль, что она пыталась скрыть, но не смогла.
Жаль, очень жаль, что она узнала всё так рано. Возможно, эта правда — слишком тяжёлый груз для её хрупких плеч. Скорее всего, Виктория вовсе не должна была узнать о Расселе. В таком случае она бы не испытывала столько боли, как сейчас. Он бы никогда не навредил ей. Все её страхи, связанные с его вторым именем никогда бы не сбылись, и тогда всё осталось бы на своих местах.
Напряжение застыло в воздухе. Тишину прерывали только едва слышные всхлипы Виктории, которые она старалась скрыть.
Ник не смог усидеть на месте и позволить ей справляться с мучительной правдой самостоятельно. Как только он сделал шаг ей на встречу, Викки мгновенно вскочила на ноги, остерегаясь его приближения.
Он застыл, протянув обе руки вперёд, показывая, что не собирается делать ей плохо. Это её вовсе не успокоило. Она сделала ещё один шаг назад.
— Викки, не бойся. Поверь, кем бы я ни был — Ником, которого ты знала, или же Расселом — тебе не стоит меня бояться, — говорил он успокаивающим, тихим голосом. Говорил медленно, словно пытался донести нужную информацию больной в психиатрической больнице.
— Не подходи ко мне! — возразила Тори, широко раскрыв глаза и шмыгнув носом. — Я буду кричать!
Она не сразу поняла, какую глупость сказала. Хоть сорви голос — ей никто не поможет, если Нику взбредёт в голову пронзить её горло кухонным ножом, чтобы все его секреты погибли вместе с ней.
Тори поняла, что он намерен подойти. Страх подобный тому, который сейчас разрывал её на части, она испытывала только тогда, в лесу — когда её послали встретиться с Расселом. Теперь же она прекрасно понимала, что самый что ни на есть настоящий Рассел прямо перед ней.
Виктория заставила своё скованное тело шевелиться. Повернувшись на каблуках, она бросилась прочь из кухни в сторону прихожей. Не видя иного выхода, кроме попытки покинуть дом, она схватилась за ручку и, распахнув дверь, ступила за порог, ошарашенно уставившись на перекрывающего ей дорогу Годвина и охранника.
Часто захлопав ресницами, она пыталась прояснить взор под пеленой слёз отчаяния. Сбежать из логова дьявола было её последней надеждой. Она едва смогла вернуться в дом, ощущая грубую хватку охранника на своём плече. Он заставил её переступить порог, и звук закрывающейся двери буквально разбил её на части.
Тори посмотрела на Ника. Он, лишь облокотившись о стену, наблюдал за её отчаянным неудачным побегом.
— Викки, я понимаю, что ты сейчас больше всего хочешь уйти от меня как можно дальше, но я просто не могу отпустить тебя с тем, что ты знаешь, — проговорил Ник, пытаясь сохранить спокойствие в своём голосе.
Он стал медленно подходить к ней, замечая, как она прижалась к двери и, отрицательно помотав головой, до боли прикусила губы, не в силах прокричать, чтобы он держался от неё подальше. Голос застыл в горле и не мог вырваться наружу. Всю её сущность словно парализовало, и единственное, что она могла делать — это позволять слезам катиться ручьём досады и боли по бледным щекам.
Тори всё ещё могла видеть в нём своего Ника, в которого влюбилась и которому отдала всю себя. Она проклинала весь мир за то, что именно Ник оказался этим бесчеловечным, полным жестокости и кровожадности Расселом. Почему он? Почему всегда всё так? Почему все, кто её окружает оказываются страшными людьми? Неужели так сложно быть обычными и жить спокойной жизнью простых мирных людей?
Ощутив нежное, бережное касание Ника к своим плечам, она больше не могла быть сильной. Вся та боль, что медленно впивалась в её душу острыми кинжалами нашла свой выход наружу. Тори содрогалась всем телом и больше не контролировала то, как быстро её истерика набирала темп. Не в состоянии вдохнуть от всхлипов, она приложила руку к груди, чувствуя, что задыхается.
Судорожно отталкивая Ника от себя, она обхватила плечи руками и, облокотившись поясницей об дверь, медленно съехала на пол, поджимая колени под себя.
Ник никогда не был настолько сильно загнанным в угол. Он никогда не был более растерянным, чем сейчас. Смотреть на сумасшествие в глазах Викки было сравнимо с ощущением физической боли. Нет, её слезы всё же больнее, чем любая наружная рана.