— Ладно, проехали.
— И всё же попробуйте напрячься. Может, вспомните что-то.
Я закусил губу. Утро началось, как я уже говорил, с бутерброда и автобуса. Потом Данилов, развод, занятия по распорядку. До обеда мы сидели как мышки: ни вызова, ни начальства. После обеда словно прорвало! Прикатил штаб, понеслись разборки, затем поступил вызов на двухэтажную деревяшку, после неё, не заезжая в часть, на подвал в центре города. Перед ужином отправили в другой район, но не доехали, вернули, а потом снова деревяшка. Горел частный дом в пригороде. Мы развернулись, протянули рабочую линию. Костя Полозков со стволом полез на чердак, Саня Горохов за ним подствольщиком. Кто-то из зевак крикнул: Хозяйка в доме! Я рванул дверь, сунулся проверять… И тут всё кончилось. Вроде, был шум, что-то обвалилось…
— Нет, не помню. Работал на пожаре, какая-то комната, запах гари. А потом просто выключили свет.
— Наверное, на вас что-то упало. Что-то тяжёлое.
— Такое в нашей профессии случается, — кивнул я. — Балка или вообще вся крыша… Думаете, пытаясь спастись, я переместился из двадцать первого века сюда?
— Не целиком.
— В смысле?
— Ваша душа. Ваше «я». Тело осталось на том пожаре.
Я похлопал себя по коленям, по груди.
— А это тогда чьё?
— Кто-то из местных жителей, судя по виду, весьма крепкий мужчина, но не слишком удачливый. Ваше «я» оказалось сильнее его собственного, и вытеснило или зажало где-то в глубине сознания.
— Это теория?
— Это логика. Я так же нахожусь не в своём теле. Дело в том, что я не терплю растительности на лице, а здесь, как видите, целые заросли, — он огладил бородку. — Просто получилось так, что этот носитель подошёл под меня более всего, и моё «я» заняло его тело. А вообще наша с вами ситуация, весь мир — это как территория пунктира…
— Территория пунктира? — переспросил я.
— Да, именно так. Видели на карте границы государств? Они обозначены сплошными жирными линиями, как нечто твёрдое, устоявшееся. А если территория спорная, то её обводят едва видимым пунктиром. Так вот территория времени не имеет чётких границ. Она всегда условна, всегда спорна.
Во всём, что говорил Самуил, чувствовалась реальность, и я согласился с его выводами.
— Ну а что произошло с вами?
— Самоубийство. Да, да, не смейтесь, я убил себя сам… Я хорошо помню своё душевное состояние: смятение, стыд, полное отречение от всего, что любил и во что верил и, как следствие, пустота. Я думал, меня ждёт избавление…
— Или котёл с кипящей смолой.
— Или котёл, — послушно кивнул Самуил.
— Но вместо этого получили новую жизнь. Повезло.
— Ещё неизвестно, что хуже.
Его рот исказила грустная улыбка, глаза повлажнели.
Мне было откровенно жаль его. С каждым днём и даже с каждым часом он становился меньше в размерах, видимо, та пустота, в которую он погрузился в предыдущей жизни, переместилась вместе с ним в эту, и теперь через трубочку тянула из него последние соки. Вот почему он не хотел сопротивляться — он умер ещё до того, как попал в эту колонну. А я…
Я так просто не сдамся. Этой ночью я сбегу. Обязательно. Тем более что в голове бесконечным потоком крутилась одна и та же мысль: беги, беги, беги. Как будто кто-то со стороны навязывал мне её, и даже более того, убеждал, что всё получится.
Значит, решено — сегодня ночью.
Опираясь на сюжеты прочитанных в юности шпионских романов, я решил, что лучшее время для побега — полночь. Каторжане спят, часовые зевают. Когда небо покрылось звёздами, а костры потускнели, я встал и прислушался. Уставшие за день люди сопели, похрапывали, кто-то стонал. В ореоле мерцающих костров двигались фигуры караульных.
Лавируя между телами спящих, я подобрался к мужику, чьи сандалии присмотрел днём. Он лежал на спине, и пока я разувал его, ни разу не дёрнулся. Завтра утром он очень удивиться, увидев свои босые ноги.
Обувшись, я почувствовал себя увереннее. Ещё бы нож, а лучше фалькату. Да, фалькату. И копьё… Чувство было такое, что я знаю, как ими пользоваться. Стоило мне подумать о мече, как плечи сами повелись для удара, а тело сгруппировалось. Я однозначно, а вернее, мой носитель был обучен военному ремеслу, по крайней мере, его основам.
Ладно, возникнет возможность — проверим, а сейчас надо выбираться. Летом ночи не стойкие, скоро начнёт светать, и я должен уйти от этого места как можно дальше. То же чувство, подсказавшее, что я умею пользоваться холодным оружием античности, нашептывало, что проводники вряд ли хватятся меня слишком быстро, если вообще хватятся. По утрам нас не пересчитывают, сколько людей в колонне неизвестно, надо просто уйти незаметно.