Только этого не хватало…
До персов оставалось шагов двести. Колесницы прибавили скорость. Теперь я видел напряжённые лица возниц и раздутые ноздри коней. Полетели стрелы. Гоплиты задних рядов подняли щиты, а я начал молиться: Господи, Господи… как же там… инже еси на небесех… Пусть они промажут!
Несколько наконечников отбили звонкую дробь по щиту, одна царапнула край шлема. Я втянул голову в плечи, и тут же увидел перед собой греческую фалангу. Она надвигалась на меня со скоростью летящей колесницы. Дьявол… Этого не может быть.
Бред! Галлюцинация. Тем не менее, я сжимал в руках поводья, орал, надрывая связки, и думал, что мне пришёл писец, потому что было реально страшно. Бойцы за моей спиной посылали одну стрелу за другой в этих проклятых греков, а они… Им было похер. Сморщив свои бородатые рожи, они шли на нас, и отступать не собирались. Хотя Тиссаферн, первый полководец царя и его шурин, перед боем гарцевал на породистом белом жеребце и обещал, что греки, едва завидев наши колесницы, обосрутся и обратятся вспять, а мы будем гонять их по равнине и резать длинными серпами, как колосья созревшей пшеницы.
Но они всё никак не обсирались, словно не знали, как это делается. Они расступились, открывая в строю широкие проходы, а мы пролетели мимо. Я успел заметить себя. Я шёл рядом с Ксенофонтом и выглядел очень бледно, а Ксенофонт вдруг размахнулся и метнул копьё. Оно вошло мне в бок, пробило тело насквозь…
И я увидел, как падаю с колесницы, прямо под колёса следующей. Конские копыта разбивают мне голову, мозги разлетаются, железный серп разрубает тело.
Меня едва не стошнило. Это глюк… глюк…
— Андроник, сделай глубокий вдох! Дыши! — крикнул Ксенофонт, приводя меня в чувство. — Вот так. А теперь вперёд. Бой ещё не закончился.
Когда колесницы персов пролетели, мы сомкнули строй. С оставшимися разберутся ребята из задних рядов, а нас ждала пехота.
Гоплиты подняли копья над головами и сменили хват, чтобы колоть врага из положения сверху. Я тоже сменил, но при этом едва не выронил копьё. Ксенофонт вынул меч. У него была не фальката, а ксифос — прямой и короткий, но в умелых руках не менее опасный.
Мы наступали ровной линией. Если кто-то выбивался вперёд, слева и справа начинали звучать голоса: держать строй, держать строй! Под их аккомпанемент я почувствовал, как становлюсь частью единого организма, частью этой фаланги, её маленьким, но нужным винтиком, и наравне со всеми повторял: держать строй! Это придавало смелости и помогало поверить в своё бессмертие.
Последние несколько метров мы преодолели быстрым шагом. Ударились щитами, надавили — и пошла месиловка. Почти сразу мне прилетел в голову наконечник копья. От удара зазвенело в ушах, поганый плотник свалил, и я как будто прозрел. Увидел синий колпак, под ним испуганные глаза, и, не раздумывая, всадил в них копьё. Отбросил щитом мёртвое тело, шагнул вперёд.
Персы стояли крепко. Они проигрывали нам в экипировке, но превосходили численностью. На место убитого воина вставал живой. Вот откуда родилась сказка про Гидру. Гераклу повезло, он сумел её победить, а повезёт ли нам? Строй персов прогнулся, но люди прогибаться не желали.
Ксенофонт подмигнул мне:
— Помнишь, как в детстве учил нас твой отец?
— Как учил мой отец? — повторил я.
А как он нас учил? Я даже не знаю, кто отец Андроника. Но получается, мы с Ксенофонтом друзья детства. Надо напрячься, должны быть какие-то воспоминания… Двое на площадке. Ага… Деревянные щиты, длинные палки с тряпкой вместо наконечника. Один встаёт на колено, второй отталкивается ногой от его плеча, взвивается в воздух и бьёт копьём невидимого противника.
— Помню!
Ксенофонт упал на колено, я оттолкнулся, прыгнул. Персы потянулись за мной взглядами, я метнул копьё и обрушился на них сверху. Кувыркнулся, и в кувырке вытянул фалькату. Персы отхлынули, открыли брешь, и в эту брешь клином вошли гоплиты.
Ксенофонт уже стоял рядом со мной. Мы оказались во главе клина. Я вскинул фалькату, опустил. Недаром кузнец выковал её длиннее и тяжелее. Брызнули осколки щита и мозгов, лицо перса развалилось надвое. Я снова почувствовал во рту привкус крови, но теперь это уже была не моя кровь.
— Мы — эллины! — вскинул Ксенофонт меч.
— Мы — эллины! — с гневом отозвалась фаланга.
И персы сломались. Задние ряды начали оступаться. Они уже не давили на первых и не спешили занимать место убитых. Появились новые бреши, строй рассыпался. А потом я вдруг осознал, что рубить стало некого.