— Как же бить, если вы везде? Я не могу до вас дотянуться и не могу предугадать, где вы окажетесь.
— Заставьте меня ошибиться, Саламанов.
Но он никогда не ошибался. Каждое утро я просыпался с надеждой, что сегодня маэстро Кампос непременно ошибётся.
Но это всё иллюзии.
Тогда я поставил себе задачу обезоружить его. Я бил по шпаге наотмашь, полагая таким образом выбить её из рук маэстро, но тот раз за разом обводил мою шашку лёгким финтом и оставлял на мне новый порез. И не уставал поучать.
— Саламанов, запомните, клинковое оружие не отбивают лезвие в лезвие. Глупость несусветная! Это в книгах красиво описывают, как искры слетают с лезвия, рассыпаясь обворожительным золотистым каскадом. В реальности вы превратите своё оружие в пилу, а если ваш меч окажется хуже по качеству, он сломается, а убить противника обрубком меча можно только в любовных романах или в фильмах про викингов.
Когда я весь окровавленный и обессиленный опускал руки, маэстро отправлял меня в дальний конец манежа к стенду со стрелковым оружием. Арбалеты, луки, мушкеты, аркебузы. Всем этим мне предстояло не просто овладеть, а овладеть в совершенстве. Тяжелее всего давалась перезарядка примитивных ружей. Нужно было произвести столько нелепых действий, что я невольно задавался вопросом: а не изобрести ли колесо? Договориться, к примеру, со Штейном, отправиться на калибровку в век четырнадцатый и подсказать более-менее рукастому изобретателю идею о казнозарядной винтовке под унитарный патрон с переламывающимися стволами. Во будет прикольно. Боюсь даже представить, что после этого начнётся на полях сражений Европы, и в какую сторону повернёт история.
Но у каждого изобретения своё время и свой конструктор. Штейн никогда на это не согласится, тем более что цель ЦПС — сохранение истории в первоначальном виде. На каждой тренировке маэстро Кампос не уставал твердить, что смысл моей жизни — борьба с альтернативщиками. Их нужно уничтожать, потому что они нарушают естественный ход времени, режут поток в стремлении что-то там улучшить, но вместо этого превращают мир в хаос. Поэтому надо тренироваться, тренироваться и ещё раз тренироваться… После таких нравоучений, удобренных многочисленными уколами шпаги, я возненавидел альтернативщиков до такой степени, что был готов уничтожать их без перерыва на обед.
В течение нескольких недель я освоил ручницу, аркебузу и предварительно ознакомился с функциями кулеврин. После этого под присмотром маэстро Кампоса три дня провёл в манеже Лейб-гвардии Конного полка на Адмиралтейской площади, обучаясь верховой езде. Офицерский состав полка воспринял моё появление холодно. Наличие партикулярного платья среди щёгольских гвардейских мундиров вызвало сначала шутки, а потом откровенные оскорбления. Я пропускал их мимо ушей, поднимался в седло и в общем строю нижних чинов методично наматывал круги.
В седле я держался крепко, сказывались навыки Плешивого Билла, однако нынешнее тело не было привычно к поездкам верхом. Как оно использовалось до меня — не знаю. Мышцы спины и бёдер стягивало и завивало в спираль, поясницу ломило. Лишь к концу третьего дня боль начала отпускать, и я попытался взять барьер. Получилось. Но насмешки со стороны некоторых офицеров полка только усилились. Особенно усердствовал узколицый корнет с чёрным пушком под носом. Юноша явно принадлежал к аристократической семье, но ввиду возраста уважением среди товарищей не пользовался. Это его задевало, и он решил поднять свой престиж за мой счёт.
— Седло на жеребце выглядит лучше, чем новомодные обноски на гражданских.
Это был прямой отсыл к моему сюртуку. Видимо, корнет рассчитывал, что я начну возмущаться, потребую извинений, и тогда он на глазах своих товарищей поставит меня на место.
Однако меня его слова не задели. Во-первых, я не видел в этом корнете достойного соперника, а во-вторых, хабиру ругались обиднее.
Поворачивая к новому барьеру, я заметил, как маэстро Кампос разговаривает со старшим офицером полка. Оба рассмеялись, а потом маэстро дал мне знак остановиться.
— Саламанов, даю вам поручение, — он кивком указал на корнета. — Этот юноша слишком усердствует в ejercicios verbales[49]. Призовите наглеца к ответу. Но это не может быть ординарная дуэль. Проявите сообразительность. Слышите? Корнет должен быть наказан, но при этом не должен пострадать.
— К чему такие условности? Если я снесу ему голову, то завтра утром он об этом не вспомнит. И никто из присутствующих не вспомнит.
— Это проверка для вас, а не для него. Исполняйте заданный урок. Или получите штрафной балл.