Я капризничать не стала, хоть и не очень-то хотела есть. Зато Паша с огромным удовольствием умял несколько бутербродов с сыром и окороком, как будто это был настоящий праздничный завтрак. Никто не возражал — все понимали, что ему еда нужна, чтобы восстановить силы.
Часы тянулись медленно, я лежала, прижавшись к Саше и старалась ни о чем не думать. Не думать, что будет, когда закончится еда, не думать, а хватит ли пяти доз антибиотика, чтобы полностью снять воспаление раны у Саши, не думать о том, что нас вообще не найдут…. О том, что со мной тоже не все в порядке я тоже не думала. Я просто лежала, закрыв глаза и слушала биение его сердца. Размеренное и спокойное.
Тук-тук… тук-тук… тук-тук…
С каждым ударом сердца я словно находила себе убежище от всех тревог. Это биение жизни рядом со мной, его жизнь, — единственное, что сейчас имело значение.
И вдруг Саша вздрогнул, его тело напряглось. Он замер, прислушиваясь к чему-то, как будто уловил звук, который я ещё не слышала.
— Что такое? — шепнула я, чувствуя, как внутри вновь поднимается тревога.
— Тихо, мышонок, слышишь? — Саша приподнялся, глаза его были полны концентрации, как будто он надеялся уловить что-то в окружающей нас тишине.
Я замерла, прислушиваясь изо всех сил. Сначала казалось, что кроме потрескивания костра и тихого скрипа деревьев вокруг ничего не слышно. Но через несколько мгновений я уловила далёкий, едва различимый звук, похожий на гудение или рёв мотора, приглушённый ветром и расстоянием.
— Это что, вертолёт? — шепнула я, сердце учащённо забилось, смешивая надежду с тревогой.
— Похоже на то…. Паша, — окликнул он дремлющего парня. — Где ракетница?
Мало что соображая, тот порылся в наших запасах и передал ракетницу нам.
— Три ракеты, мышка. Давай помолимся об удаче, — он быстро выстрелил вверх. Первая ракета устремилась в чёрное ночное небо, взлетая с ярким свистом и разрывая тишину, оставленную бурей. Взметнувшись, она вспыхнула, разбрасывая красный свет над лесом, на мгновение освещая всё вокруг.
Мы все замерли, вслушиваясь в ночную тишину, надеясь, что этот свет будет замечен.
По началу казалось, что это всего лишь игра нашего воображения — ракета взлетела, озарив небо на мгновение, и быстро погасла, как начинала гаснуть наша надежда. Я прислушивалась, но тишина вновь захватила пространство вокруг нас. Сердце сжалось от разочарования, и я уже начала думать, что звук был лишь плодом нашего отчаяния.
Но через несколько секунд стало ясно — это был не сон. Гул мотора становился всё ближе и отчётливей, хотя вертолёт ещё был далеко. Волнение снова охватило меня, но на этот раз вместе с осторожной надеждой.
Саша досчитал до пятнадцати и выпустил вторую ракету. Она рванула в чёрное небо, снова рассекая его ярким светом, разливаясь алым заревом. Мы все замерли, вслушиваясь, как звук вертолёта нарастал, заполняя собой ночной воздух. Ещё несколько томительных минут — и внезапно яркие лучи прожекторов ослепили нас, прорезав темноту, как нож. Вертолёт пронёсся над нашими головами, готовясь к посадке. Воздушный поток, поднятый его лопастями, хлестал по лицам, но это было уже не важно. Мы встретили его свет с полными надежды глазами.
Вертолет приземлился на той же поляне, где потерпел крушение наш. Я и Паша, ориентируясь на яркий свет, вышли на опушку, маша руками. Дальше события замелькали как во сне. К нам бежали сотрудники скорой и МЧС, задавали какие-то вопросы. Но их слова для меня сливались в единый многоголосый шум. Михаила осторожно и бережно переложили на носилки. С ним обращались с особой осторожностью, каждый шаг был продуман, чтобы не причинить ему лишней боли. Саша, несмотря на собственные травмы, отказался от носилок. Он шёл сам, опираясь на плечо одного из мужчин, его лицо оставалось бледным, но в глазах всё ещё горел тот же огонь, который не угасал всё это время. Он хромал, но двигался уверенно, крепко сжимая мою руку, как будто даже сейчас не мог отпустить.
Мои ноги двигались автоматически, почти не чувствуя земли под собой. Я смотрела на лица спасателей, на шум вертолёта, на огни — и всё это казалось одновременно таким реальным и нереальным. Паша держался рядом, тоже молча, его глаза всё ещё блестели от переутомления, но внутри нас обоих начинало тлеть осознание — мы выжили.
Один из медиков подхватил меня под руку, осторожно заглядывая в глаза:
— Вы как? Держитесь? — спросил он, пытаясь понять, насколько я в порядке.
Я кивнула, хотя понимала, что усталость накрывала меня с головой. Слова не выходили из горла, но внутри медленно оседала мысль, что мы наконец-то в безопасности.