Когда едешь по некоторым областям западной и центральной Индии, даешься диву: где же многомиллионное население? Жилых построек здесь было мало, а коричневая земля выглядела бесплодной и заброшенной. Здесь тебя поджидало совсем другое чудо. Земля расстилалась ровной гладью. Высокое голубое небо было начисто лишено драматизма; под ним все казалось преуменьшенным. Куда ни посмотри, повсюду выглядывали деревушки — плоские, расплывчатые в пыли, смотревшиеся наростами на земле и едва возвышавшиеся над ней. Каждое облачко пыли вблизи оказывалось крестьянином; а цель моя все еще была далека.
На пересечении дорог мы посадили в машину человека, вызвавшегося стать нашим проводником, и свернули на набережную, представлявшую собой сплошную пыль. Вдоль нее росли высокие старые деревья. Наверняка мои дед проходил под ними в начале своего долгого путешествия. Я невольно ощутил отчуждение. Для нас эта земля перестала существовать. Сейчас она была такой будничной. По правде говоря, мне больше ничего не хотелось видеть. Я боялся того, что встречу впереди, к тому же, рядом были свидетели. «Не эта, не эта», — кричал наш проводник, взволнованный и моей миссией, и своим неожиданным катанием на джипе, и одна деревня за другой исчезали в пыли. Наконец он указал: вон там, справа, находится деревня Дубов.
Она была удалена от набережной. То, что я увидел, превзошло все мои ожидания. Большая манговая роща придавала деревне пасторальный вид, а над темно-зеленой листвой торчали два ярко-белых шпиля. Я знал об этих шпилях и обрадовался, увидев их. Мой дед стремился восстановить положение семьи, которую оставил в Индии. Он выкупил их землю; он дал им денег на постройку храма. Храм так и не построили — только три святилища. Нищета, беспомощность, думали мы тогда на Тринидаде. Но теперь я глядел на эти шпили с дороги, и какую надежду они вселяли!
Мы вышли из джипа и зашагали по растрескавшийся земле. Высокие ветвящиеся манговые деревья отбрасывали тень на искусственный пруд, и почва под рощей пестрела солнечными бликами. Вышел какой-то мальчик. Его худое тело было обнаженным, если не считать дхоти и священной нити. Он поглядел на меня с подозрением — наша компания была многочисленной и выглядела устрашающе-официально, — но когда чиновник ИАС, сопровождавший нас, объяснил, кто я такой, мальчик вначале попытался обнять меня, а потом дотронуться до моих ног. Я высвободился, и он повел нас по деревне, одновременно рассказывая о сложном родстве, которое связывало его с мои дедом и со мной. Он знал про моего деда все. Для этой деревни то давнее событие еще сохраняло важность: мой дед уехал далеко за море и заработал барра пайса, много денег.
Год назад меня бы ужаснуло то, что я здесь увидел. Но я уже успел многого насмотреться. Эта деревня выглядела чрезвычайно благополучной; она была даже живописна. Многие дома были сложены из кирпича, некоторые высоко поднимались над землей, у некоторых домов имелись резные деревянные ворота и черепичные кровли. Улицы были вымощены и чисто выметены; я заметил бетонную поилку для скотины. «Брахманская деревня, брахманская деревня», — шептал ИАСовец. Женщины, одетые в простые белые сари, не носили покрывал и выглядели привлекательно. Они открыто разглядывали нас, и в чертах их лиц я уловил сходство с женщинами из моей семьи. «Брахманские женщины, — прошептал ИАСовец. — Очень бесстрашные».
Это была деревня Дубов и Тивари — все они были брахманами, состоявшими в более или менее близком родстве между собой. Человек в набедренной повязке и священной нити совершал омовение: стоял и поливал себя водой из медного кувшина. Как изящна была его поза, каким соразмерным было его стройное тело! Как же сохранилась такая красота среди перенаселенности и запустения? Здесь жили брахманы; они арендовали землю за меньшую цену, чем те, кто мог бы платить меньше. Но, как было написано в «Географическом справочнике», эта область «изобилует брахманами»; они составляют от 12 до 15 % индусского населения. Быть может, именно поэтому, хотя в деревне всех связывали родственные отношения, здесь явно не было никакой общественной жизни. Мы оставили кирпичные дома позади и, к моему разочарованию, остановились перед маленькой лачугой с соломенной кровлей. Здесь жил Рамачандра, нынешний глава той ветви Дубов, к которой принадлежал мой дед.
Его не оказалось дома. «О! — заохали мужчины и мальчики, которые собрались вокруг нас. — Зачем ему понадобилось куда-то идти именно сегодня?» Но святилища — они сами покажут мне святилища. Они покажут мне, как бережно заботятся о святилищах; они покажут мне имя моего деда, высеченное там на камнях. Они отперли решетчатые двери и показали мне идолов — свежевымытых, свежевыряженных, помазанных свежим сандаловым порошком; принесенные утром цветы еще не успели увянуть. Я мысленно перенесся на много лет назад, всякое ощущение расстояния и времени исчезло: передо мной были точные копии тех идолов, что стояли в молитвенной комнате в дедовом доме.