Я предъявил ему ворох проштампованных и подписанных листов бумаги.
— А разрешение на транспортировку у вас есть?
Я впервые слышал о таком разрешении.
— У вас должно быть еще разрешение на транспортировку.
Я уже выбился из сил, был весь в поту, и, раскрыв рот, чтобы заговорить, понял, что вот-вот разрыдаюсь.
— Но мне сказали…
Чиновник был полон сочувствия.
— Мы тоже говорили им много раз.
Я стал совать чиновнику все бумаги, какие у меня были, — разрешение на провоз алкоголя, расписку от таможенников, паспорт, квитанцию об уплате портовой пошлины, визитную карточку туриста.
Тот послушно просмотрел все, что я ему протягивал.
— Нет. Я бы сразу понял, есть у вас нужное разрешение или нет. По цвету бумаги. Вроде буйволовой кожи.
— Но что такое это разрешение на транспортировку? Почему мне его не выдали? Зачем мне оно?
— Я должен забрать его, прежде чем выдать какой-либо груз.
— Прошу вас.
— Сожалею.
— Я напишу об этом в газеты.
— Будет очень хорошо, если вы так и сделаете. Я все время твержу им, чтобы они извещали людей об этом разрешении. Вы не одиноки. Вчера у нас был один американец, который заявил, что разобьет бутылку, как только получит ее.
— Помогите же мне. Где получают эти разрешения на транспортировку?
— Те люди, которые выдавали вам расписку, должны были выдать вам и разрешение на транспортировку.
— Но я побывал у них перед вами.
— Не знаю. Мы все время напоминаем им.
— Обратно к Старой Таможне, — сказал я таксисту.
На этот раз полиция у ворот узнала нас и не стала обыскивать машину. Этот порт стал моими личными воротами в Индию. Всего несколько дней назад всё здесь было новым: липкий черный асфальт, будки менял, сиденья, люди в белом, хаки или голубом; во всё это я тогда всматривался, пытаясь распознать в этих деталях предвестье той Индии, что лежала за воротами. Но сейчас я уже ни на что не глядел, ни к чему не проявлял интереса. Впрочем, к моему оцепенению примешивалась мысль о предстоящем мне маленьком триумфе: я ведь подловил этих таможенников в белом и того униженного в синем.
По их виду нельзя было сказать, что их подловили.
— Разрешение на транспортировку? — переспросил один.
— Вы уверены?
— Вы что — сказали им, что уезжаете из Бомбея? — спросил второй.
— Разрешение на транспортировку? — переспросил третий и, подойдя к четвертому, повторил: — Разрешение на транспортировку — ты когда-нибудь слышал о разрешении на транспортировку?
Оказалось, тот слышал.
— Нам писали об этом.
Разрешение на транспортировку требуется для того, чтобы перевезти спиртное из здания таможни в гостиницу или другое место.
— Пожалуйста, дайте мне разрешение на транспортировку.
— Мы не выдаем таких разрешений. Вам придется обратиться…
Взглянув на Меня, чиновник смягчился.
— Ну хорошо, сейчас я вам его выпишу. А еще я выдам вам кодовый номер. Это чтобы им там, в Новой таможне, легче было разобраться.
Таксист до сих пор оставался спокоен; теперь же мне стало казаться, что мои поездки складываются в маршрут, давно ему знакомый. Я начал зачитывать адрес, который мне дали. Он прервал меня и без лишних слов поехал через густеющий к вечеру поток машин к большому кирпичному зданию, на фасаде которого висели черно-белые таблички государственного учреждения.
— Ступайте, — сочувственно сказал таксист, — я подожду.
У двери каждой конторы кучковалась небольшая толпа.
— Разрешение на транспортировку, разрешение на транспортировку.
Какие-то сикхи подсказали, куда мне нужно — в низкое строение во дворе, рядом с воротами, на которых написано «Запретная зона», откуда один за другим выходят рабочие и поднимают руки, чтобы вооруженные солдаты обыскали их.
— Разрешение на транспортировку, разрешение на транспортировку.
Я вошел в длинный коридор и оказался среди сикхов. Это были водители грузовиков.
— Разрешение на провоз спиртного, разрешение на провоз спиртного.
И вот наконец я очутился в нужной конторе. Это было длинное низенькое помещение на первом этаже, спрятанное от палящего солнца и темное, будто лондонский подвал, только теплое и пахнущее пыльными старыми бумагами, которые были тут повсюду — на полках, поднимавшихся до серого потолка, на письменных столах, на стульях, в руках у клерков, в руках у посыльных, одетых в форму цвета хаки. Уголки картонных папок загнулись, края обмякли от благоговейных прикосновений; ко многим папкам крепились розовые бумажные полоски — такие же линялые и обмякшие — с пометками: СРОЧНО, ОЧЕНЬ СРОЧНО или БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНО. Среди этих бумажных гор, колонн и подпорок были рассеяны, как нечто малозначительное, мужчины и женщины — с кроткими лицами, покрытыми индийской бледностью, с высоко поднятыми плечами; бумага служила им отличным камуфляжем. В одном углу сидел пожилой мужчина в очках, лицо у него было немного одутловатое и болезненное. Под его трепетным началом и находилась вся эта загроможденная бумагами комната: исчезни он, остальные клерки окончательно растерялись бы.