Парткомы находились под сильным давлением; они должны были «разоблачать» врагов до того, как тех арестовывали сотрудники НКВД. Однако невозможно было предугадать желания НКВД. Часто члены парткома не имели представления, почему кого-то арестовывают. После ареста они пытались компенсировать свое бездействие тем, что находили человека, которому предъявляли обвинение в том, что он «проглядел врага». Эта практика неизменно приводила к новым жертвам. Например, арест директора фабрики «Трехгорная мануфактура» Полозкова сначала был для членов парткома потрясением. Но шок сменился необходимостью срочно свалить на кого-нибудь вину. «Вредители засели среди нас, и никто их не заметил, — заявил один из членов парткома. — Где был наш треугольник [директор, секретарь парткома, профорг], который не разглядел, что делают эти вредители?» Вскоре партком переключился на своего секретаря Северьянову, обвиняя ее в том, что она окружила себя «подхалимами» и «лизоблюдами». «Как еще можем мы объяснить наличие таких врагов как Полозков в парткоме?»{513} На смену ей пришел другой секретарь, но снова мало что изменилось. Тогда партком сосредоточил внимание на оставшихся сторонниках Северьяновой. К тому времени в процессе поиска врагов сформировалась движущая сила самоуничтожения: каждая последующая новая жертва обвинялась за «неразоблачение» предыдущей группы. Спустя месяцы после исключения из партии Северьяновой партком все еще испытывал негативные последствия случившегося и разделился на две непримиримых фракции после появления в заводской газете клеветнических обвинений. Один из членов партии опротестовал оскорбление. Редактор газеты отказался взять обратно свои слова. Все это было бы не более чем, пустяковой ссорой, как если бы она происходила на школьном дворе: кто был прав, когда называл кого-то «лизоблюдом». В итоге партком не смог преодолеть разногласия и предоставил райкому партии разбираться в отвратительной неразберихе взаимных обвинений.{514} Условия на фабрике «Трехгорная мануфактура» не изменились, а райком партии занялся выяснением того, кто на самом деле являлся «лизоблюдом». Партком завода «Серп и молот» рассмотрел такое количество дел, связанных с исключением из партии и арестами, что все остальные члены партии в той или иной степени не могли не быть связаны с жертвами. В списке людей с трагическими судьбами значились: заместитель директора Зайцев, начальник цеха холодного проката Сагайдак, начальник участка подъемных механизмов электрического цеха Малышев, начальник отдела капитального строительства Пигу-зов, секретарь парткома Сомов, токарь литейного цеха Перверзев и его жена Перверзева, ее брат Качурин, инженер-исследователь прокатного цеха Дятловицкий, начальник отдела ОТК Сокол, заместитель Сокола Миронов и многие другие. В 1938 году группы людей, имеющие отношение друг к другу, были настолько тесно связаны между собой, что обвинения против нового назначенного начальника ОТК повергли в уныние всех членов парткома. Процесс чистки на заводе «Серп и молот» был доведен до абсурда: было произведено так много арестов, что те, кто еще оставался, были каким-то образом связаны с «врагами».
Миронов — сорокасемилетний бывший революционер, с шестнадцати лет работал на заводах, сидел в царских тюрьмах. В 1917 году примкнул к большевикам. В 1923 году поступил на работу на завод «Серп и молот». После того как его предшественник Сокол был арестован, его выдвинули на должность начальника отдела ОТК. Миронов также попал в беду, поскольку связи, благодаря которым он так стремительно поднялся по служебной лестнице, стали причиной его гибели. В январе 1938 года Миронова обвинили в тесной связи с бывшим секретарем парткома Филатовым. До этого последний был исключен из партии и уволен с завода за связь с правой оппозицией. Когда партком принялся рассматривать дело Миронова, очень скоро стало очевидно, что все, присутствовавшие на собрании, были тем или иным образом связаны с «врагом Филатовым»! Бывший партсекретарь Филатов имел широкие связи с начальниками цехов, управленцами и даже с директором. «Я был не единственным, — сказал Миронов. Возможно, здесь находятся члены партии, которые имеют достаточно мужества признать, что они также были не менее, а может быть, и более дружественно расположены к Филатову, чем я». Раздался выкрик с места: «Кто точно?» Миронов без колебаний назвал имена руководителей, и этот перечень давал четкое представление о том, «кто кем является». Более ста человек присутствовало на прощальной вечеринке в честь проводов Филатова на военную службу. В том числе директор завода Степанов, начальник листопрокатного цеха, Погонченков, Коротин, Романов и другие начальники, жившие в то время в Доме ударников. Филатов после вечеринки вернулся домой, а руководители завода снова встретились на квартире Миронова, чтобы продолжить празднование. «Я не вижу ничего плохого в том, что я, будучи членом партии, дал возможность нашим руководителям собраться в моей квартире», — заявил Миронов.{515}