– Да кто предает-то? – угрюмо буркнул старший Латышев. – Ну ты сам пойми – ситуация такая: просто некуда больше идти…
– В гробу я видал вашу ситуацию!!! – Федя яростно крутанулся на каблуках и семимильными шагами припустил к распахнутым настежь воротам. – Скоро, на хрен, всю страну продадите… Где тогда жить будете?!
– Что ж, вечер не удался. – Я наскоро распрощался и последовал за Федей. – Вы сами виноваты – малость промазали с выбором спонсора, так что не взыщите. Гена, ты нас догонишь?
Гена, ругнувшись, пошел заводить машину, а Паша с «латышами» стояли, вытянув шеи, и смотрели вслед стремительно удаляющемуся Феде, как будто надеялись, что он передумает и повернет назад.
Нет, ребята, чуда не будет. Этот тип в принципиальных вопросах прямолинеен, как трамвай, и никогда не сворачивает. Так что не стоит понапрасну морозить организмы: можете посыпать головы рождественским снежком и возвращаться в свой уютный кабинет с балыками и шашлыком от спонсора…
Следующие двадцать минут мы колесили по родному городу и со стороны любовались рождественским антуражем: гирлянды, елки-горки-городки, буйно веселящаяся публика – детки-девки-парубки и просто взрослые пьяные люди. Со стороны – это потому что честная публика от всей души веселилась, а мы дружно, но всяк на свой лад давили негативные эмоции.
Гена по ходу дела названивал разным людям и пыхтел от злобы: мы сорвали ему главное застолье недели, а может, и месяца. В самом деле, успели только две рюмочки махнуть да что-то на зубок положить, в то время как марафон планировался минимум часов на десять и, не исключаю, на столько же литров.
Федя был угрюм и мрачен: злился на себя, на Гену, на Пашу и «латышей». На всех, кроме себя – за то, что отступники и тупицы, а на себя любимого – за то, что за последние полгода превратился в такого мрачного и параноидального бирюка. Несмотря на лишние мышцы и титановый лоб, Федя у нас – товарищ мыслящий, так что он наверняка прекрасно понимает, что Паше просто некуда деваться. И, по большому счету, ничего такого предательски преступного Паша не сделал, а просто-напросто неплохо трудоустроился, позаботившись при этом не только о своей семье, но и о друзьях – «латышах».
А я задумчиво смотрел в окно, на этот разноцветный праздник жизни, меланхолично размышлял о превратностях судьбы и, вынув револьвер из кобуры, машинально крутил барабан.
Знаете, в последнее время появилась такая дурная привычка: в минуты задумчивости достаю револьвер и кручу барабан. Машинально.
И вот что особенно неприятно: я могу сделать это в самое неподходящее время и в неподобающем месте. Например, где-нибудь в людном супермаркете. Давеча сидели в обеденном зале «Перекрестка» – Ленка с юнгами в это время гуляли по магазинам, выпил кофе, задумался, достал и стал крутить. И Федя не сразу обратил внимание: смотрел как ни в чем не бывало с минуту, потом наморщил лоб, пытаясь понять, что тут не так, прозрел и шикнул:
– Спрячь, дубина! Совсем, что ли, шиза накрыла?
Понятно, что это патология, и ничего, кроме неприятностей, такая привычка не сулит. Но что поделать, она непроизвольно возникла, считай что на ровном месте, и, скорее всего, мне уже никогда от нее не избавиться. У меня просто не будет времени на отвыкание, чувствую я, что жить мне осталось недолго…
Итак, в отличие от нас с Федей, Гена не просто так, пассивно пыхтел от злобы, а по ходу движения пробивал варианты на предмет «приземлиться». Подходящий нам во всех отношениях вариант был найден примерно на двадцатой минуте автопрогулки, что еще раз доказывало: Гена – классный сыщик. Впрочем, не буду настаивать, понятно, что сейчас он адвокат, а вовсе не сыщик, но попробуйте заняться тем же самым в разгар новогодних каникул, и вы наверняка со мной согласитесь.
По обретении варианта мы ненадолго причалили к дежурному универмагу, где Гена оштрафовал нас за плохое поведение – каждого на тысячу рублей и, велев не покидать салон, убыл за припасами.
Вернулся он минут через десять, притащил кучу пакетов и фирменную коробочку с четырьмя семисотпятидесятиграммовыми бутылками водки. Оказывается, в универмаге промоакция: если берешь такую коробочку, считают четыре бутылки по цене трех. Вот эта незначительная на первый взгляд мелочь, как ни странно, подняла Гене настроение:
– Да! Это мы удачно зашли…
Видите, как мало нужно человеку для счастья? Место, где можно «приземлиться», сэкономленные двести пятьдесят рублей – и вечер уже не кажется таким мрачным и безнадежно испорченным.
После универмага мы заехали к родственникам благодетеля за ключами. Тут Гена пробыл еще минут десять и вернулся совсем уже повеселевший и с провиантом: в нагрузку к ключам ему дали кастрюльку оливье и пакет с пирожками.
– А там, сказали, еще соленья есть – можно брать, – похвастал Гена, обдавая нас уже вполне добротным выхлопом и усаживаясь за руль. – Держитесь, поедем быстро.
Ехали быстро, но недолго: усадьба располагалась на Второй Московской, кстати – неподалеку от дома пресловутого судьи, страдающего избирательной приматофобией (он смертельно ненавидит макак – проверено на себе). Это была резервная загородная резиденция известного мошенника, который постоянно проживал в Москве, а в настоящий момент отдыхал то ли на Багамах, то ли на Канарах – я что-то слабо помню этот момент. А ключи дала его мама, которая испытывала к Гене чувство непреходящей благодарности за то, что тот дважды спас ее шалопутного сынулю от тюрьмы.
Да, вот такие у нашего оперативного адвоката друзья, тут уж ничего не поделаешь.
Усадебка оказалась неброской, небольшой, без характерных для тутошнего контингента излишеств и, несмотря на «резервность», вполне уютной.
Впрочем, собственно, дом нам и не понадобился: мы вполне комфортно расположились в просторном сарае, в котором помимо разного хлама была огромная стационарная жаровня для барбекю и шашлыков (с вытяжкой через крышу), дрова, уголь, сколоченный из грубых сосновых плах стол и две лавки. В дом сходили только за посудой и соленьями – они были в подполе, да Гена прихватил два старых одеяла, на тот случай, если кто-то замерзнет.
Федя, опытный поджигатель, взялся раскочегаривать жаровню, а мы с Геной занялись сервировкой. Работали мы споро и слаженно, так что управились быстро, а чтобы время даром не терять, пока ждали первых углей, между делом произвели дегустацию добытой в промоакции огненной воды. Да не так чтобы сугубо по-холостяцки, а вполне основательно, под хозяйские огурчики, грибочки да селедку с лучком (у них в кладовке лук в сетках висит, так уже прорастать начал – ну, мудрый Гена его и настриг, и посыпал селедку, получилось вполне себе недурственно).
Дегустация прошла вроде бы успешно, но результаты особой внятностью не отличались, так что пришлось повторить – да не по разу. Да, надо заметить, поначалу в сарае было не совсем комфортно: дымно, несмотря на вытяжку, пришлось даже дверь открыть; у огня жарко, отойдешь на три шага – холодно… Но очень скоро огненная вода выровняла соотношение «тепло – холод», дым рассеялся, и к тому моменту, когда были готовы первые угли, мы уже просто не обращали внимания на такую мелочь, как температурный режим.
Все сырое, что Гена приобрел в магазине, мы вывалили на решетку: маринованные части курицыных трупов, свинские ребрышки и даже два кольца какой-то сомнительной колбасы серого цвета, скрученной веревками. Гена сказал, что серая – потому что натуральная, если поджарить, она очень вкусная, так что мы спорить не стали. Единственно, я пометил себе: надо будет, как все нажрутся, постараться не зацепить ее ненароком, пусть Гена сам лопает такую красоту. Поскольку на решетке места оставалось в избытке, мы еще разок посетили подпол в доме, притащили картошки и добавили в общую кучу. Картошка, ясное дело, была немытой, но к тому моменту мы на такие мелочи обращали ровно столько же внимания, как и на температурный режим.
Аромат в сарае стоял – застрелись: все сочно дымило, шкварчало и стреляло во все стороны брызгами раскаленного жира. Федя, очевидно, в порядке реабилитации, гордо подбоченясь, заметил: