— Не выпустит под подписку, и ты сам это знаешь, майор, и не надо тут передо мной сочувствующего изображать…
…Пилюгин открыл глаза, слабо улыбнулся:
— Что, заснул я, да, Галчонок? Долго спал?
— Ровно семь минут. Что делать будем?
Пилюгин ладонями сильно потер лицо, встряхнулся и открыл дверцу машины:
— Ладно, пойду. Вы подождите меня, добро?
— Времени много, пап, и я есть хочу. И Витя тоже есть хочет.
— Потом вместе и поедим. Я скоро. Ну, пойди отцу навстречу, Галчонок, тут заморочки случились и надо срочно разобраться, а то может быть плохо…
— Кому плохо? — спросила Галка.
— Ему… — Пилюгин кивнул на Витьку, — мне, маме, тебе… еще одной маме… всем! — и он вылез из машины, хотел было идти, но вдруг задержался, наклонился к открытому окну, и выражение лица у него стало другое — напряженное и даже несчастное. — Слушай, Галчонок, если я задержусь… ну, если что-нибудь случится…
— А что может случиться? — перебила Галка. Состояние отца мгновенно передалось ей, и она тоже с тревогой посмотрела на него. — Ну, говори, папка!
— Могут возникнуть непредвиденные ситуации. Короче, если что-нибудь со мной случится, ты тогда звони бабушке. Чтобы она прислала за тобой… и вот за этим пацаном дядю Лешу или тетю Таню. Поняла?
— Поняла. А что может случиться? — снова спросила Галка.
— У тебя телефон бабушки в мобильнике записан?
— Записан. А что может случиться?
Пилюгин не ответил, захлопнул дверцу и зашагал к подъезду райотдела.
Витька и Галка смотрели ему вслед.
— Там мама моя сидит, — вдруг сказал Витька.
— Где сидит?
— Ну, в доме этом. В милиции. Она его убить хочет…
— Убить хочет? — удивленно и недоверчиво переспросила Галка. — Что ты несешь, Витя?
— Она много раз говорила: «Я его убью».
— Кого?
— Твоего папу…
— За что?! — крикнула Галка.
— За то, что он моего папу в тюрьму посадил, — пробурчал Витька, опустив голову.
Галка еще больше вытаращила глаза, у нее просто голова пошла кругом:
— Мой папа не сажает в тюрьму. Мой папа ловит преступников. Он начальник убойного отдела, понял? Он убийц ловит! Значит, твой папа убийца, что ли?
— Нет, — замотал головой Витька. — Он не хотел убивать… он только ранил…
— Кого ранил?
— Хозяина собаки, которая мне руку откусила.
— Каждое слово из тебя вытягивать нужно! Что теперь делать-то? Папа же ничего не знает, надо его предупредить. — Галка хотела открыть дверцу, но Витька остановил ее:
— Он знает. Я ждал его у входа и сказал, что мама револьвер из дома взяла.
— Откуда у вас револьвер?
— Папу наградили именным оружием.
— За что наградили?
— За боевые действия в Чечне.
— А мой папа знаешь, как стреляет? Я в тир с ним ходила — из десяти девять раз в десятку! — с гордостью сказала Галка.
— Мой папа тоже хорошо стрелял, — хмуро ответил Витька. — Только его больше нету.
— Как нету? Куда же он подевался?
— Он умер…
— Как умер? Ты же сказал, мой папа его в тюрьму посадил? — оторопела Галка.
— Он в тюрьме и умер… У него сердце было очень плохое. Ему операцию надо было делать — шунтирование называется. А у нас денег таких не было. Тридцать тысяч баксов…
— Фу ты! Я уж подумала, ты скажешь, мой папа его убил, — сказала Галка.
— Я так не думаю, так моя мама думает.
— Она что, больная, твоя мама? Если твой папа от сердца умер, то почему его мой папа убил?
— Не знаю, почему она так думает, — ответил Витька, — а ей говорил, а она все равно… Она говорит, если бы твой папа его в тюрьму не посадил, мы бы денег на операцию насобирали. Мама хотела квартиру на меньшую обменять… с доплатой…
— Господи, что же теперь делать? — спросила Галка, посмотрев из окна автомобиля на подъезд в здании райотдела. До него от стоянки было метров пятьдесят.
Оперативники по-прежнему томились в заложниках. Полина посмотрела на часы, висевшие над дверью, усмехнулась:
— Не идет ваш начальник — кишка тонка. Конечно, куда легче других подставить.
— Дура ты, Полина Ивановна! Прости, конечно, за грубое слово, но другого не придумаешь — дура, и голова у тебя опилками набита, — сказал Голубев. — Заварила ты кашу и, небось, теперь сама не знаешь, как из этого дерьма выбраться.
— Я уже сказала вам, как мы все вместе из этого дерьма выберемся, — ответила Полина, никак не прореагировав на «дуру». — Я заварила — я и отвечу. Всегда за себя отвечала, за чужие спины не пряталась и жизнь никому не ломала.