— Да он что есть, что его нету — один хрен, — мрачно ответил Витька. — У меня от него крыша едет и зубы болят. Телевизор смотреть не дает, только общеобразовательные передачи.
— Нам что, школы мало? Прикольный у тебя дедушка…
— Он не прикольный. Просто старый дурак.
Разговаривая, они подошли к автобусной остановке.
Оперативники распрощались у здания райотдела.
— Значит, ты сейчас к этому Лехе и мотай из него душу, пока он все не выложит, — распорядился Пилюгин.
— Понял. Уже еду, — ответил Голубев.
— Тулегенов, ты в больницу — поговори с Сичкиным. По душам поговори — может, он еще что-то про этих китайцев знает.
— Понял, Михаил Геннадьевич.
— Вас завтра на работе-то ждать, товарищ майор? — спросил Голубев.
— А почему я не должен завтра быть на работе? — насторожился Пилюгин.
— Ну-у… ведь сын маленький, — смутился Голубев. — Мы тут с ребятами посоветовались… можем дежурство установить, за сыном вашим смотреть.
— Посидеть с ним, погулять, в магазин сходить… ну, там всякое… — подал голос лейтенант Тимонин.
Пилюгин ядовито усмехнулся:
— Ты только посмотри на них, какие гуманные, сердобольные ребята — чего только не придумают, чтобы только от работы отлынивать.
— Да мы от всей души, Михаил Геннадьевич… — протянул Голубев.
— Марш на задания, комсомольцы-добровольцы! — рявкнул Пилюгин. — И чтобы я больше о моем сыне звука не слышал! Ишь, сачки…
Когда оперативники разошлись, Пилюгин достал мобильник и набрал номер:
— Полина, ты? Ну да, я это… несчастный папаша… Как там дома? С Мишкой все нормально? Ну и ладушки… Ребятки из школы не пришли? Ах пришли? — Пилюгин заулыбался. — Пожрать там чего-нибудь для них найдется?.. Тебе это надо? А хочешь, вместе поедем? Я зачем? Ну, за компанию. Да не буду я тебя третировать, поговорим спокойно… Ну ладно тебе брыкаться! Давай вместе сгоняем, лады? Хочу наедине с тобой побыть, без ребят, без маленького Мишки… просто поговорить… Спасибо, Полина Ивановна. Я подъеду. А ребятам скажи, что я приказал сидеть с малышом и — ни шагу в сторону!
— Когда сказала, что уходишь по делам, базара не было? — спрашивал Пилюгин, крутя баранку.
— Да нет… хотя, мне кажется, Галка напряглась.
— То есть? — глянул на Полину Пилюгин.
— Она устала быть нянькой, — сказала Полина. — Реально устала. И ее можно понять — ведь так много хочется. В кино хочется, на дискотеку… с подружками погулять… но есть маленький братик, с ним нужно быть каждую минуту и поэтому от всего другого нужно отказываться.
— Нет, Галчонок у меня девчонка правильная, она все понимает. Ее бабка покойная воспитывала.
— Как же она ее так особенно воспитывала?
— Да ничего особенного. Просто с пеленок ей внушала, что самое главное в жизни человека — это семья: мать, отец, братья и сестры. Семья, понимаешь? Мы же совсем другие, а раньше… Бабка всех своих родственников, даже самых дальних, по именам и отчествам знала. Перед каждым праздником кучу открыток покупала и садилась писать поздравления.
— За ребенком ходить — не открытки писать, Михаил Геннадьевич. А когда меня не будет, все ведь на Галкины плечи ляжет — тогда она точно долго не выдержит…
— Что значит «тебя не будет»? — резко спросил Пилюгин.
— Это значит, что после суда я должна буду отбывать срок наказания… далеко отсюда. Так что, звони в Питер, умоляй сестру, чтобы приехала. Иначе пропадешь, майор.
— Ты меня хоть бы раз по имени назвала, что ли? Без отчества и звания, — буркнул Пилюгин.
— Думаешь, легче станет?
— Мне теперь легче никогда не станет…
Они свернули в проулок между высотными домами и неторопливо направились к дому Полины, не заметив, что с другой стороны спортплощадки стоял джип, в котором сидел Валерий Чистов. Он курил и наблюдал за Пилюгиным и Полиной.
Они уже подходили к дому, когда во дворе появился Муравьев со своей новой собакой. За его спиной маячил охранник Заур. За несколько шагов Муравьев, узнав Пилюгина, заулыбался, громко сказал:
— Рад встрече, майор.
— Новая собака? — спросил Пилюгин.
— Новая, — с гордостью ответил Муравьев. — Уже натаскиваю с кинологом. Мощная псина. Нравится? Боец будет не хуже прежнего!
— Почему без намордника? — спросил Пилюгин.
— Молодой совсем, а смотри, какие клыки, — Муравьев двумя пальцами приподнял брылья собаки, обнажив два длинных и острых, как ножи, бело-сахарных клыка.
— Почему без намордника, я тебя спрашиваю? — повысил голос Пилюгин.