Наконец они остановились на небольшой заснеженной площадке. Возле пары продуктовых ларьков и деревянного теремка с надписью «Кафе» застыли еще несколько автобусов. А за площадкой высились бетонные стены с колючкой наверху, и видны были сторожевые вышки с охранниками в полушубках и с автоматами.
Длинные коридоры, и везде решетки вместо дверей. Женщины в форменной одежде, сопровождавшие их, непрерывно звякали ключами.
В кабинете за столом сидела пожилая женщина в подполковничьих погонах.
— Ну, как она тут? — спросил Пилюгин.
— Нормально. Конфликтов нет. Замечаний нет. Работает. Живет. С детьми приехали?
— С детьми… Скажите, а прошения по условно-досрочному освобождению вы когда рассматриваете?
— Не я рассматриваю. Комиссия приезжает и рассматривает. Мы представляем. Правда, рановато вы про условно-досрочное заговорили. Еще полгодика посидеть придется, и если замечаний не будет, можем представлять. А там уж как комиссия решит… Статьи у нее больно серьезные — и терроризм, и покушение на убийство… Ну, ладно, идите к заключенной, а то время пошло… — и начальница колонии сухо улыбнулась.
И вот они все снова сидели за одним столом. Галка и Витька прижались к Полине, держа ее за руки, а Пилюгин смотрел на нее и все не мог наглядеться…
— Чего ты молчишь-то? — улыбнулась Полина. Она похудела, или, может быть, так казалось из-за короткой стрижки. Круглая голова. Совсем мальчишеское лицо с острыми скулами и большим подбородком. Только губы прежние — большие, резко очерченные, чувственные. И глаза прежние. Пилюгин смотрел в эти глаза и молчал.
— Язык проглотил, Пилюгин?
— Да вот… пока ехал, столько сказать хотел… — с трудом ответил майор. — А сейчас все слова позабыл…
— Как вы живете-то? Как Мишка маленький? Я его тут чаще всех вспоминаю. Даже снится. С кем его оставили?
— Сестра из Питера приехала, побудет с ним. Капризный стал — всем нервы треплет. Чуть что не по нраву — орет, как правительственная машина на трассе.
— С мигалкой, — добавила Галка.
— А при чем тут мигалка?
— А у него глаза, как мигалки — синющие, и все время мигают, — ответила Галка, и все негромко рассмеялись.
— А ты как, Витенька? Дедуля не объявляется? — спросила сына Полина.
— Звонит регулярно. В гости зовет.
— А ты не хочешь?
— Почему? Ездил раза три… — нехотя ответил Витька. — Я долго с ним не могу, у меня на него аллергия начинается.
И все опять рассмеялись…
Домик для свиданий был небольшой, срубленный из круглых бревен, и находился он недалеко от главных ворот, где прогуливались два охранника с овчаркой. Вечер уже опустился на зону, на вышках зажглись прожектора, осветились изнутри длинные двухэтажные бараки.
Галка и Витька лежали в больших металлических кроватях. Они до подбородка закрылись одеялами, но не спали, лежали тихо и широко раскрытыми глазами смотрели в потолок, напряженно прислушиваясь.
А в другой комнате сидели за столом Полина и Пилюгин. Он курил, молча смотрел на нее. Совсем рядом, у окна, стояла разобранная кровать. Одеяло, простыня, две подушки. Светила тусклая лампочка, свисавшая с потолка на голом шнуре.
— Спать пора, — сказала Полина. — Ложись…
— А ты?
— А я посижу, посмотрю на тебя… Ложись, Миша, уже обо всем переговорили.
— Не хочешь? — шепотом спросил Пилюгин.
— Не могу… — так же тихо ответила Полина. — Не могу я тут… прости…
Пилюгин погасил окурок в консервной банке, подошел к Полине, обнял ее за плечи. И Полина прильнула к нему всем телом, и их губы слились в долгом поцелуе. Он поднял Полину на руки, понес к кровати. И в памяти мгновенно пронеслась вся его нескладная жизнь: армия, погони и перестрелки, бесконечные допросы преступников в прокуренной комнате… Вдруг высветилось, словно прожектором, улыбающееся лицо жены, но потом все заслонило лицо Полины, ее страдающие, полные нежности глаза, обращенные на него, и простая ясная мысль пронзила его мозг: он полюбил ее навсегда и вся его прошлая жизнь утонула в этой любви, такой короткой, горькой и бесконечной…
Прощались они морозным солнечным утром. Полина расцеловала Витьку и Галку. Потом поцеловала Пилюгина, улыбнулась:
— Не переживайте, я тут все время про вас думаю… я дождусь…
— И мы тебя дождемся. Я тебя скоро вытащу отсюда, Полина. Сдохну, а вытащу!