Отношения Азефа и Рачковского были отношениями друзей-сообщников. Многолетняя тесная связь исключала "долговечность" революционной "тайны" Азефа, а общность интересов должна была быстро привести их к тайному соглашению.
8. ДВЕ ПОЛИЦИИ
Темные безответственные силы всегда являлись неизбежным порождением самодержавного строя. Власть в таких государствах часто попадает в руки случайных фаворитов придворной своры, отдельных министров-ставленников этой своры, которая произвольно и самолично распоряжается судьбами страны. С другой стороны, в большом современном государстве необходимым орудием деспотизма является бюрократия. Но могущество этой последней, держащей в своих руках весь государственный аппарат, превращает ее в силу ее бесконтрольности в настоящую олигархию.
Русская царская полиция представляла наиболее поучительный пример такого бесконтрольного аппарата. Ей присваивались обширные права, так как правительство на нее возлагало задачи по борьбе со всеми "неблагонадежными" элементами, которые она обязана была обезвреживать и уничтожать. Даже сам А. А. Лопухин, еще в бытность свою директором департамента полиции, представил в совет министров (в 1904 г.) обстоятельный доклад, ярко характеризующий вею русскую полицию.
"К обыскам прибегают, - писал он, - как к средству удостоверения политической благонадежности населения". Все полицейские чиновники, до простых городовых включительно, считают себя вправе производить обыски и очень часто пользуются этим правом. В этом отношении "произвол до такой степени вошел в нравы полиции и административной власти, что само министерство бессильно помешать ему, тем более что оно при этом не может опираться на закон (?)". То же самое относится к арестам, на которые власти смотрели не только как на меры, пресечения, но исправления и которые очень часто производились с целью помещать судебным властям вмешиваться "не в свое дело". Достаточно было агенту сделать соответствующее донесение, чтоб людей арестовали. И часто даже центральная администрация была лишена всякого контроля над действиями местных и низших чинов полиции.
"Ибо, - писал Лопухин, - только жалобы самих арестованных или их родных могут позволить проверить законность полицейских мер". Но такие жалобы приносились чрезвычайно редко, так как в обществе укоренилась уверенность, что все аресты производятся согласно приказаниям департамента полиции. Что же касается административной ссылки, "то она применяется с некоторого времени к студентам за участие в университетских беспорядках, не имеющих никакого политического характера; к рабочим за мирные стачки, преследующие исключительно экономические цели; к крестьянам, которые после бесконечных ссор и столкновений с крупными земле владельцами запахивают землю, предмет их спора; к лицам, виновным в уголовных преступлениях, следствие над которыми сопряжено для полиции с известными затруднениями; наконец, к ней прибегают даже в случаях оскорбления должностных лиц". Конечно, административная ссылка применялась также и к лицам "действительно опасным для государства: но она постигает еще и всех независимо мыслящих и гораздо чаще этих последних, чем первых".
Таким образом, при старом строе полиция, благодаря своей полной безнаказанности и безответственности, становилась мало-помалу независимой силой, действовавшей в своих собственных интересах в такой же степени, в какой она служила интересам абсолютного государства.
Чины полиции под предлогом охраны царского строя принимали участие в подготовлении покушений и заговоров, которые они должны были бы уничтожать в самом корне, но
1 "Я обвиняю". Статья Бурцева в "Humanite".
которые давали им возможность отличаться, получать чины, места и деньги. Дело Азефа явилось только наиболее ярким и чудовищным выражением этой системы, но оно далеко не было единственным, случайным эпизодом. В прошлом мы находим прототип этого дела в неудавшейся попытке Дегаева. За последние двадцать лет (1895-1915) в России разыгрывались в меньшем, конечно, масштабе тысячи маленьких азевиад. В своих записках Бакай приводит десятки типичных разоблачений из практики польской охраны. Другие не менее красноречивые примеры цитировались с думской трибуны во время запроса по делу Азефа. Местные власти по примеру центральных учреждений пользовались широко излюбленным средством борьбы против революционеров - провокацией; нередко им удавалось даже перещеголять Рачковских и Ратаевых.
В силу специфических условий царского режима деятельность полиции неизбежно выражалась в деятельности соперничающих и воюющих полицейских кланов. Рядом с департаментом полиции, как мы это видели при изучении роли Рачковского, существовал и процветал независимый и конкурирующий орган. К регулярной политической полиции, исполнительными агентами которой являлись жандармы, прибавлялась, а часто противополагалась охрана, полицейское учреждение исключительно гражданского характера, существовавшее только в некоторых городах империи.
Внутри самого департамента полиции, как и в охранных отделениях, произвол и интрига свили себе прочное гнездо. В интересах клики или отдельных лиц совершались самые кровавые преступления. Гнуснейшие заговоры замышлялись ими, поощрялись с прямого ведома полицейских воротил. Все незаконные действия, творившиеся этими своеобразными исполнителями закона, совершались, конечно, в величайшей тайне и глубочайшем мраке. Такая взаимная борьба различных полицейских учреждений не составляла, впрочем, исключительного свойства русского политического сыска. Она всюду на Западе, как и в России, являлась и является прямым и неизбежным результатом самого существования различных полиций. Во Франции в эпоху первой Империи, подвизалось несколько полиций: Фушэ, Мюрата, Дюрока, Ренье, Савари и др., которые зорко следили друг за другом и стремились наперерыв отличиться раскрытием какого-нибудь сенсационного заговора, нередко ими же спровоцированного. Все эти полиции набирались из подонков общества и наводили неописуемый ужас на мирных обывателей. Из мемуаров Керары, парижского префекта начала Третьей республики, видно, что множество соперничающих друг с другом полиций существовало и при Наполеоне III. К 4 сентября в Париже была масса полиций: императрица имела свою полицию, император имел другую, Руэр и Пьетри и их подчиненные Нюсс и Лагранж имели в своем распоряжении отдельные полицейские штаты, и всем этим агентам, мало или совершенно не знавшим друг друга, было поручено наблюдать и шпионить один за другим. Нервом этой своеобразной конкуренции многочисленных и разнородных агентур является самая наглая и разнузданная провокация: сыщики изощряют свою изобретательность в деле искоренения "крамолы", и ни один почти заговор не обходился без их участия или содействия.
Директор департамента большею частью совершенно не знал о тех темных закулисных интригах и злоумышлениях, которые затевались в его ведомстве его непосредственными подчиненными. Лопухин в ярких и резких выражениях описал это положение вещей, хотя он далеко не все знал из того, что происходило иногда в его непосредственной близости. В письме, адресованном П. Столыпину - отрывки из него мы воспроизводим ниже, - он разоблачал прямое и действенное участие некоторых высших чинов своего ведомства в подготовлении еврейских погромов, являвшихся другим излюбленным средством царского правительства в его борьбе против освободительного движения. Царская полиция издавна пользовалась темнотою и невежеством народных масс, разжигая в них национальную и расовую вражду и искусно направляя накопившееся социальное недовольство по ложному пути. Провокация масс к погромам составляла интегральную часть общей системы провокации.