В субкультурах радикальных исламских движений фатализм, органичный для ислама в целом, играет существенную роль в формировании религиозно-фанатического мировосприятия потенциального террориста-смертника, создавая механизмы нравственной легитимации и рационального самооправдания террористического насилия. Законническая этика исламизма, предлагающая точный религиозно-правовой критерий различения добра и зла, но имеющий исключительно внешний характер, подавляет судяще-оценивающую функцию личной совести террориста-смертника. Религиозный фатализм, значительно снижающий степень ответственности человека за собственную судьбу и вторичные последствия от прямых действий человека, содействует готовности к самопожертвованию и безжалостному отношению к врагам. Фаталистическое мировосприятие — важный компонент «культуры мученичества» современного исламизма, но сам по себе он не может привести к религиозному экстремизму. Он ведет к различным последствиям в зависимости от душевного состояния и характера религиозной веры исполнителя террористической атаки. Как показывают вышеприведенные примеры, в ряде случаев пробуждение подлинной совести происходит в сердце вполне убежденных и сознательных активистов радикальных исламских группировок, уверенных в справедливости возмездия и мечтавших о райской жизни после мученической смерти. Это возможно благодаря углубленным духовно-личностным исканиям, нацеленным на интимный диалог с Богом, которые могут предшествовать террористической операции.
Проведенные в данной главе изыскания позволяют нам вернуться на новом уровне осмысления к вопросу проведения грани между весьма распространенным в современном обществе «эгоистическим» суицидом (производным от слабой интеграции человека с социальной средой, где процветает индивидуализм, и его духовным бессилием перед драматизмом жизни) и терроризмом смертников как особой разновидностью альтруистического самоубийства, ранее поднятом нами в первой главе. Как мы уже знаем, в западной научной литературе часто прослеживается тенденция к односторонней психологизации (хотя бы и неявной, эксплицитной) феномена терроризма смертников, его частичного смешения с привычным для западного человека «эгоистическим» суицидом в области психологической мотивации (утрата смысла жизни, депрессия, отчаяние, длительная фрустрация). Наличие проанализированного нами выше фаталистического аспекта миросозерцания террориста-смертника, мотивированного радикальным исламом, вносит вполне однозначную коррекцию в наши представления о мировосприятии исламистского террориста-смертника и расставляет все по своим местам.
Сознание эгоистического самоубийцы исходит из налично сущего, оно находится в такой установке, которая судит о себе как ограниченном предмете, которым можно распорядиться по своему усмотрению. В экзистенциальной философии этот способ самосознания получил наименование «онтического» бытия[470]. Более того, самоубийство, как правило, выражает крайнюю степень распоряжения собой, когда человек не только оставляет за собой право на жизнь, но и наделяет себя правом на вольную смерть[471]. Сознание самоубийцы не способно выйти за пределы ограниченного известного «я», в нем отсутствует стремление к актуализации самотрансцендирования, выхода за уже известные пределы собственных возможностей, самораскрытия подлинной свободы и бесконечного потенциала личности. Сознание террориста-смертника, принадлежащего исламской культуре, радикально отличается от такой установки. Он воспринимает себя не как собственника личной жизни и тем более смерти, но существо, обладающее ограниченной свободной волей и ограниченной свободой действий, изначально находящееся в распоряжении высшей воли Бога-Творца. Человек при таком мировосприятии не только не владеет собой в полном смысле, от него не зависят важнейшие аспекты его существования и конечной судьбы, срок его жизни и сам акт умирания. Самоубийца находится в психологическом состоянии несвободы, абсолютной зависимости от обстоятельств, определивших его судьбу Террорист-смертник может также считать обстоятельства навязанными ему высшей трансцендентной волей, однако его отношение к этому совершенно иное. Невозможность или ограниченность свободы действий он воспринимает как трудную проверку на стойкость веры и преданность ее базовым ценностям.
470
Онтическое — это «…безусловно и бесконечно равное себе бытие, бесконечность и безусловность которого фундированы неспособностью выйти за собственную наличность». Аванесов С.С. Вольная смерть. Часть 1: Основания философской суицидологии. — Томск. 2003. — С. 23–34.