– Эта мысль родилась во мне в то время, когда я узнал о существовании партии, желающей произвести переворот в пользу великого князя Константина Николаевича. Обстоятельства, предшествовавшие совершению этого умысла и бывшие одною из главных побудительных причин для совершения преступления, были моя болезнь, тяжело подействовавшая на мое нравственное состояние. Она повела сначала меня к мысли о самоубийстве, а потом, когда представилась цель не умереть даром, а принести этим пользу народу, то придала мне энергии к совершению моего замысла. Что касается до личностей, руководивших мною в совершении этого преступления и употребивших для этого какие-либо средства, то я объявляю, что таких личностей не было: ни Кобылин[6], ни другие какие-либо личности не делали мне подобных предложений. Кобылин только сообщил мне о существовании этой партии и мысль, что эта партия опирается на такой авторитет и имеет в своих рядах многих влиятельных личностей из числа придворных. Что эта партия имеет прочную организацию в составляющих ее кружках, что партия эта желает блага рабочему народу, так что в этом смысле может назваться народною партиею. Эта мысль была главным руководителем в совершении моего преступления. С достижением политического переворота являлась возможность к улучшению материального благосостояния простого народа, его умственного развития, а чрез то и самой главной моей цели – экономического переворота. О Константиновской партии я узнал во время моего знакомства с Кобылиным от него лично. Об этой партии я писал в письме, которое найдено при мне, моему брату Николаю Андреевичу Ишутину в Москву. Письмо не было отправлено потому, что я боялся, чтобы каким-либо образом не помешали мне в совершении моего замысла. Оставалось же это письмо при мне потому, что я находился в беспокойном состоянии духа и письмо было писано перед совершением преступления. Буква К в письме означает именно ту партию Константиновскую, о которой я сообщал брату. По приезде в Москву я сообщил об этом брату словесно, но брат высказал ту мысль, что это – чистая нелепость, потому что ничего об этом нигде не слышно, и вообще высказал недоверие к существованию подобной партии».
Теперь пояснения. Константин Николаевич – это брат Александра II. По взглядам он был куда более последовательный либерал. Именно он осуществлял всю техническую работу по подготовке освобождения крестьян. Во время польского восстания Константин Николаевич был наместником царства Польского, где пытался решить вопрос мягкими методами, за что и был отстранен. (На смену ему прислали М. Н. Муравьева, который стал действовать круто.) А Константин Николаевич в 1866 году составил конституционный проект. Считается, что это и породило слухи о готовящемся дворцовом перевороте.
Что касается болезни, то Каракозов заразился сифилисом, который тогда лечить не умели.
Считается, что Каракозова слегка переклинило на этой почве. Однако историк Владимир Брюханов полагает, что ишутинцы ненавязчиво подтолкнули Каракозова в порядке эксперимента. Решили поглядеть, что получится. Кстати, попасть куда-то навскидку из тогдашнего пистолета было делом почти безнадежным.
Как бы то ни было, ишутинцам выстрел Каракозова обошелся дорого. Сам террорист был казнен, его участь разделил и Ишутин «как зачинщик замыслов о цареубийстве и как основатель обществ, действия коих клонились к экономическому перевороту с нарушением прав собственности и ниспровержением государственного устройства». Еще 32 человека были приговорены к разным срокам.
Однако на тот момент это был отдельный выплеск. Как и знаменитая история с организацией «Народная расправа» Сергея Нечаева, возникшей на обломках ишутинцев. Нечаев прославился прежде всего тем, что действовал по принципу «цель оправдывает средства».
Так за границей, общаясь с Бакуниным и Огаревым, он рассказывал, что за ним в России стоит мощная организация. В России же выдавал себя за представителя серьезной международной структуры. Как известно, Нечаев, решив повязать членов сколоченной им организации кровью, в 1869 году подбил своих товарищей на убийство студента И. И. Иванова. Потом бежал, скрывался за границей, был выдан царскому правительству как уголовник. В конце концов умер в Петропавловской крепости, успев распропагандировать охрану.
«Там же, в Тюмени, догнали нас солдаты петропавловского гарнизона, так называемые нечаевцы, осужденные на поселение за сношения, которые через них вел Нечаев с народовольцами. Помню двоих из них: средних лет, добродушные, они с удивительной любовью говорили о Нечаеве. Он точно околдовал их, так беззаветно преданы были они ему. Ни один из них не горевал о своей участи, напротив, они говорили, что и сейчас готовы за него идти в огонь и воду».