Степан надвинул на глаза козырек фуражки, прикрылся от последнего Кондратовым плечом. Интересно, зачем приехал на казачий сход заведующий финансовым отделом Совдепа?
Тем временем прибывшие уселись за стол, и атаман, ударив насекой о землю, открыл сход. .
— Господа старики! — обратился он к сидящим вокруг него бородачам. — Мы седни должны выбрать ишо одну власть.
Казачий сход забубнил в ответ недовольными голосами: — Какую ишо власть? Ты и есть у нас власть, Афанасий Егорыч.
Бачиярок постучал насекой по столу.
— Дозвольте сперва досказать... Из отдела пришел ноне приказ: назначить комиссаром в станичный совет, — он поднял кверху указательный палец, — Дубовского Игната Матвеича, из партии социал-дело... демон... тьфу! будь она неладна, сразу не выговоришь. Одним словом, из меньшевиков, — ткнул он пальцем в сидящего рядом моздокского гостя в штатской одежде с чиновничьей фуражкой в руках.
При последних словах атамана меньшевик приподнялся и показал «господам старикам», какой у него на голове ровный пробор.
«Вон оно что, — усмехнулся про себя Степан, вспоминая разговор со стариком в Совдепе, — казачьи полковники приголубливают наших ненадежных союзников. Ловко!»
— Как будем, господа старики? Примем али нет гражданина комиссара? — продолжал атаман.
— Бог с тобой, Афанасий Егорыч, об чем ты гутаришь? — поднялся со скамьи самый старый и почетный дед Лихицков. — На кой ляд нам нужен комиссар, не в обиду ему будь сказано. Чего он смыслит в нашем казачьем деле.
— Минуточку! — над столом приподнялась тощая фигура второго штатского гостя. В руках у него шляпа, на носу большие очки — Граждане казаки! Приказы пишутся для. того, чтобы их выполнять. Тем более, что этот приказ подписан комиссаром Терского казачьего войска, членом Государственной думы Карауловым. Собственно, мы созвали вас не для голосования по поводу этого приказа, а для ознакомления с ним. Для одобрения, так сказать, политики нашего правительства. Назначенный на должность комиссара в вашу станицу Игнат Матвеевич Дубовских, человек глубокой идейной убежденности и кристальной честности, знающий народные нужды и пострадавший за них в свое время от царских сатрапов. Мы надеемся, что...
Но ему не дали договорить.
— Не надо нам иногородних атаманов! — звонче всех крикнул Ефим Недомерок. — Отродясь нами правили свои атаманы, без всяких комиссариев, и зараз пущай правят. А если насчет релюцинера, так мы лучше свово в комиссары выберем — Тихона Богомаза, он ить тоже из тюрьмы приехамши за народные нужды.
Над сходом взвихрился дружный хохот.
— Тихон хучь на кобыле ездить могеть, — продолжал Недомерок, а ваш комиссар, небось, не отличит маштака [22] от мерина.
Атаман вновь постучал насекой.
— Будя, братцы, сурьезное дело в шутейность оборачивать. Я знов спращую: согласные вы, чтоб правил у нас в правлении комиссар?
Сход забурлил горным потоком:
— Не, несогласные! Пущай правит у себя в Моздоке!
Из–за стола снова вскочил очкастый.
— Это неподчинение власти! — крикнул он, взмахнув жилистым кулаком. — Вы игнорируете постановление Временного правительства!
— Заткнись ты за ради бога, — сказал кто–то вполголоса из задних рядов. А над сходом вновь прошла волна смеха.
Очкастый опустился на табурет, ненавидяще оглядел ухмыляющиеся бородатые лица, что–то шепнул полковнику. Тот покивал головой, неопределенно ухмыльнулся.
— Ну, ежли такая ваша воля, граждане гласные, — возвысил голос атаман, — то будем считать, что с первым вопросом пошабашили и мы зараз могем перейти к другому вопросу. Об чем пойдет в ем речь, вот он доложит, комиссар из Владикавказа господин... то бишь гражданин Филипповский.
Очкастый комиссар в третий раз поднялся за Столом.
— Граждане казаки, — заговорил он глухим, обиженным голосом, — приближается время созыва Учредительного собрания, главного законодательного органа нашей новой демократической власти. Готовясь к этому важному событию, Временное правительство, вынесло постановление провести в стране референдум...
— А с чем ее едят, энту штуковину? — спросили из толпы.
— Референдум — это всенародный опрос, в котором принимают участие все граждане, имеющие избирательные права, — пояснил очкастый — Он производится по особо важным вопросам государственной жизни. Каждый из вас сейчас получит от писаря одиннадцать бюллетеней — по числу политических партий и группировок, выдвигающих своих представителей в состав Учредительного собрания. Из этих одиннадцати бюллетеней нужно одобрить только один и опустить в ящик для голосования. Я как доверенный нашего правительства призываю вас проголосовать за казачью платформу, выдвинутую комиссаром Терской области Михаилом Александровичем Карауловым.
— А какая она, его платформа?
— Отделение Терской области от России, образование самостоятельного казачьего государства на федеративных началах.
— Стал быть, сами по себе: как хотим, так и живем? Энто нам подходит! — загудела толпа. — А за каким нумером твой квиток, господин хороший?
— Наш бюллетень под номером один, голубого цвета, — выжал на землистом лице улыбку посланник областного комиссара. — Прощу подходить к столу.
Степан, возмущенный бесцеремонностью владикавказского комиссара, хотел было уже вмешаться в эту одностороннюю избирательную кампанию, но в это время раздался громкий насмешливый выкрик: «Позвольте!», и к столу направился высокий, одетый в рубаху-косоворотку, подпоясанную солдатским ремнем мужчина, в котором он тотчас узнал Тихона Евсеевича. «Надо было еще до начала схода с ним встретиться», — мелькнула в голове запоздалая мысль.
— Гля, богомаз в президим попер! — засмеялся Недомерок. — Должно, и вправду в атаманы метит. Ты как, Тихон Евсеич, смогешь отличить маштака от мерина?
Толпа поощрительно хихикнула.
— Что ж тут мудреного? — оглянулся богомаз на шутника. — Мерин вон у церковной ограды пасется, а маштак — здесь стоит.
— Игде? — Недомерок крутнулся вокруг своей оси.
— Да ты и есть маштак.
Весь сход потонул в хохоте.
— Вот же анафема, будь он неладен, не в бровь, а в самый глаз заехал... — покрутил головой дед Хархаль.
— Чего? — вытаращил глаза Недомерок. — Это почему ж я маштак?
— А потому, что терских казаков маштаками зовут, как донских — снохачами, — ухмыльнулся богомаз. — Или я не так говорю, граждане терцы? — обвел он смеющимся взглядом казачье собрание.
— Так, трясучку тебе в бок, — подтвердил, вытирая от смеха выступившие на глазах слезы, все тот же стоящий неподалеку от Степана старик в рваной-прерваной рубахе. — Хучь и обидно слухать такую прозвищу, да куды от правды денешься. Ты давай, Тихон Евсееич, по сучеству дела. Чего ты хотел сообщить обчеству?
— Кто это? — спросил шепотом у Кондрата Степан.
— Дед Хархаль, — ответил Кондрат тоже шепотом. — Пустой казачишка.
— С каких это пор иногородние стали иметь голос на казачьем сходе? — проворчал с передней скамьи Евлампий Ежов.
— С февральской революции, гражданин Ежов, — подмигнул местному богачу Тихон Евсеевич. — Или ты не слышал, как говорил представитель нашей республиканской власти: «Референдум — это всенародный опрос»? — он повернулся лицом к очкастому комиссару. — Вот вы, гражданин Филипповский, призываете народ голосовать за первый бюллетень — это ваше право, а я хочу призвать избирателей отдать голоса за бюллетень номер семь — это мое право.
У Филипповского от злости позеленело лицо. Он толкнул локтем своего соседа с ровным пробором на голове, что–то ему сказал. Тот в ответ развел руками. Атаман, поднял было свой жезл, чтобы ударить им по столу, но не ударил, а только нахмурился и качнул седеющей головой: до чего же измельчали казачьи традиции.
— А от какой партии твой плетень? — крикнул Недомерок, нарочно искажая мудреное нерусское слово.